Игорь Богдасаров, главный инженер по производству “Госфильмофонда”.
– Как Вы оцениваете прошедшее десятилетие?
– Самое важное событие, с технической точки зрения, это полный переход кинематографа на цифру.
Предприятия архивной отрасли обязаны сохранять все материалы, независимо от того, что это – бумага, пленка или еще что-то еще. Здесь время в какой-то степени неподвластно. Однако все архивы переходят на цифру: оцифровывают, хранят и работают с оцифрованным материалом. Идеология цифры победила окончательно.
– Когда наступила точка невозврата?
– Еще в 2013-2014 годах цифра и пленка жили вместе прекрасно в кинематографе. В кино была технология digital intermediate. И казалось, этому конца не будет.
Резкому переходу на цифру послужили два фактора. Первый – финансы. Цифровые технологии значительно снизили расходы во всей вертикали кино. Второй – цифровое изображение стало передавать все детали также как и на пленке, без потерь. Человеческий глаз перестал видеть разницу. Это стало полностью удовлетворять режиссеров, операторов, – всех творцов. Состоялся полный переход на цифру.
– Новая технология не могла прийти на пустое место…
– В индустрии кинокомпании, телевидение, рекламодатели и спонсоры, независимые участники. Государство проводит уверенную политику финансирования. И, кстати, важно отметить министерство культуры за финансирование дебютных работ, документальных фильмов, исторических.
Студии, архивы, все производящие организации сильно укрепили материально-техническую базу. В целом технический уровень нашего кинематографа стал очень высокий. Я еще по своей работе на “Мосфильме” знаю, что сейчас никто не будет ничего делать на коленке. Все хотят работать в хороших качественных студиях на хорошей качественной технике. Это тоже, безусловно, положительная тенденция.
Нет в мире технической задачи, которую в России невозможно решить. Десять лет назад такого не было.
– Самая передовая техническая база не является гарантией успеха.
В кинобизнесе, как известно, тем больше шансов на успех, чем больше страна. В маленькой стране кино не может быть независимым, – слишком мало зрителей для проката. У такой огромной страны, как Россия, большие резервы. Я помню, когда в стране было 1000 экранов уже говорили, что этого достаточно. Сейчас экранов свыше 4000, а кто-то говорит, что чуть ли не 10000. И в этом направлении отрасль тоже сложилась.
За эти десять лет и зритель изменился. Появилась ниша для наших картин. Иностранное кино перестало быть привлекательным только потому, что оно иностранное. Речь, конечно, не о шедеврах вне пространства и времени. Появился зритель для обычного кино про нашу жизнь – комедии, мелодрамы, сериалы….
– Параллельно с развитием сети экранов развивались и конкурентные технологии просмотра кино в IT.
– В этом направлении делаются правильные шаги. Но надо стараться, чтобы в интернете, в виртуальном медиапространстве, доступном каждому в телефоне, в планшете, в компьютере, было как можно больше продуктов высокого качества. Раньше искусство и в кино, и в телевидении контролировалось государством. Они были эталоном культуры. В частности, речи. Сейчас любой, извините, неумный человек может выложить ролик в YouTube, а другой будет думать, что так и надо говорить…
– Кстати, о стандартах. “Мосфильм” оцифровывает и бесплатно выкладывает в интернете свою “золотую” коллекцию. А “Госфильмофонд” будет делать что-то подобное?
– “Госфильмофонд” – это хранилище прежде всего. Наше дело сохранять. Когда будет достаточное количество фильмов оцифровано, они, безусловно, тоже будут доступны людям.
– Ваша фильмотека во много раз больше “Мосфильма”.
– Наименований киностудий в архиве больше. Но надо помнить, что больше всего картин снималось “Мосфильмом”.
– Здесь же хранятся фильмы студий бывшего СССР?
– Практически все созданное за всю историю кинематографа в Российской империи и в Советском Союзе. Практически сразу после показа сеансов братьев Люмьер в 1896 году, в России стало модно открывать кинотеатры, закупать съемочное и проекционное оборудование.
– Как Вы видите развитие индустрии кино на ближайшие десять лет?
– Конечно, хочется сказать к интернету.
У Анатолия Анатольевича Петрицкого, известного кинооператора, художественного руководителя реставрации “Мосфильма” есть любимый пример – эпизод “Войны и Мира” Толстого приезд Александра Первого в Москву. Петя Ростов, дворянин и образованный человек, не зная, как выглядит царь, залез на пушку спрашивал окружающих: “Который из них царь?” В начале XIX века практически не существовало совершенно никакого медиапространства.
В мои школьные и студенческие времена медиапространство расширилось до газет и трех программы телевидения. Цензура добилась эталонного русского языка в эфире, но смотреть его было невозможно. Благодаря этому кино имело и воспитательное значение, и эстетическое, став частью информационного поля, важным источником познания мира.
Сегодня человек познает прежде всего из интернета, компьютера, телевидения. Телевидение тоже сейчас борется за зрителя. Кинематографии сложнее теперь конкурировать, бороться за своего зрителя. И она, конечно, часть зрителя отдала. Навсегда ушли миллионные сборы советских времен, когда за билетами в очередях стояли.
Невозможно распылить внимание на все источники информации. Если превалирует телевизор, компьютер или гаджеты, то кино оказывается на периферии. Чтобы привлечь зрителя нужно сделать что-то необычное. Я не хочу, чтобы интернет и виртуальное пространство полностью поглотили homo sapiens. Но, в отличие от многих, я не жду какого-то ухудшения. Мне кажется, что все устоялось и сильно уже не изменится.
– Тем не менее, изменения происходят и они очевидны.
– Посетив недавно отдельно стоящий кинотеатр, я понял, что зрители в него не ходят именно потому, что это отдельно стоящий кинотеатр. Такой, как был всегда. Увы, сейчас походы в кинотеатры в торговых центрах совмещаются с покупками, развлекательным центром для детей, фудкортом и ресторанами. Новая модель киносмотрения, как семейного развлечения, также сложилась за прошедшие десятилетие.
– А что можете сказать о технологиях?
– Все технические революции состоялись. Какие-то технические новшества постоянно возникают. Прежде всего, как маркетинговые ходы. Сейчас в основном все стараются использовать 4К разрешение. Наверное будет какое-то другое – 6К, 8К. Это нужно кинотеатрам, производителям телевизоров, производителям техники. Но принципиально вряд ли что-то изменится. Мне кажется и рынок, и производители нашли свою ниши. Все стабилизировалось.
Архивы, конечно, полностью оцифруют свои материалы. Самый главный вопрос, как? Десять лет назад использовалась техника с другим разрешением. Сейчас – 4К. Этот формат фактически перекрывает все возможности пленки и человеческого глаза. Что будут делать оцифровавшие 10 лет назад в HD? Повторно их оцифровывать?
– Какая может быть роль в технологическом процессе искусственного интеллекта?
– Не знаю. Я пока очень скептически отношусь к этому. Что касается творчества, то очень сложно предположить, что кто-то их заменит. Были же попытки съемок фильмов без декораций. Наверное, скоро будет фильм без актеров.
Творчество и искусственный интеллект – это пока несопоставимые вещи. Научится ли искусственный интеллект творить? Или сможет ли режиссер отвечать за творческую составляющую, а всем остальным занимался бы ИИ?
Во ВГИКе учат творческих людей – режиссеров, операторов, сценаристов, художников. Когда робот и научится быть творческим, тогда наступит конец человечеству. Они точно заменят всех людей, если у них появится творческая составляющая.
Людей технических, предсказуемых, наверное можно заменить искусственным интеллектом. Творчество состоит парадоксальности мышления. И может путем множественных итераций искусственный интеллект когда-то сможет как-то творить, каким-то другим алгоритмом. Пока искусственный интеллект мыслит просто сравнением вариантов, просто он их быстро очень сравнивает. На основе нейросетей алгоритм – это тоже алгоритм сравнения. Искусственный интеллект сегодня – он выбирает из тех вариантов, что у него есть. У человека-то тоже самое происходит, он тоже какие-то варианты сравнивает, но какими-то другими путями это делает. Алан Тьюринг, создатель термина “искусственный интеллект” считал, что искусственный интеллект не подходит для решения технических вопросов.
– А при обработке архивов, например, какова может быть роль искусственного интеллекта?
– Сегодня существуют алгоритмы, например, проверки. Они довольно надежные. Вот мы будем применять сейчас при оцифровке автоматический контроль. Это тоже элементы искусственного интеллекта.
– Безусловно.
– Но все равно будет человек сидеть и смотреть. Потому что искусственный интеллект не может понять картину, она зеленая, она достаточно зеленая, можно ли такое оставить или нет. Дальше при реставрации картины, там обязательно используются автоматические алгоритмы. Но в каком-то случае они работают, в каком-то нет.
Например, для каких-то дефектов типа стабилизации, компенсации цветового дыхания, они пока хорошо очень работают. Опять же, если человек правильно применит эти настройки. Пока не существует такого алгоритма, который сам может применять эти настройки.
Что касается покадровой чистки – нет пока достойных программных продуктов, то есть фактически искусственного интеллекта тут не существует, никто не написал такой программный продукт, который сам распознает дефект. Надо убирать все вручную, поскольку как только ты задаешь какой-то алгоритм автоматической чистки, он у мгновенно убирает все точки, все дефекты. То есть он убирает реальность, не отличая дефекты на пленке. К сожалению, пока.
– В этом направлении ведутся разработки?
– Естественно. Это все очень коммерциализировано. Компании, занимающиеся реставрацией, очень ждут такой программный продукт. Это сильно упростит жизнь: фильм загоняешь и он выходит, как новый. Ремонт всегда сложный творческий процесс. Мне кажется, какие-то процессы можно автоматизировать, но в целом пока никаких серьезных успехов в плане искусственного интеллекта в кинематографе нет.
