Павел Корчагин: «Один из американских продюсеров решил, что это провокация КГБ»

Павел Корчагин

Интервью c генеральным продюсером МТРК «Мир» Павлом Корчагиным. Опубликовано в TKT 07 (723) 2020.

Первый вопрос – простой, но важный. Когда и где Вы родились, из какой Вы семьи?
– Я из семьи военного. Отец постоянно переезжал из одного военного городка в другой, я сменил много школ. Заканчивал школу в Монголии, в военном городе Чойбалсан.

Вы хорошо учились? 
– Хорошо учился только в десятом классе. Я взялся за ум и резко стал первым учеником в классе. Выучил буквально все предметы. Взялся за университетские учебники, выучил некоторые вплоть до третьего курса, выучил английский язык. До этого я знал только «mother» и «father», больше ничего.

– Как Вы учили английский язык? 
– Поспорили с товарищем по классу, и я на спор за десять дней выучил от корки до корки учебник Натальи Бонк.

 

По его утверждению, он взялся за ум только в десятом классе и за десять дней выучил английский язык. Филолог по образованию и телевизионный продюсер по призванию. Он запускал в космос телемосты между Советским Союзом и США, привез в Россию «Санта-Барбару», стоял у истоков рекламного бизнеса и производства российских сериалов, дал старт «Улице разбитых фонарей», был одним из создателей СТС и ТНТ, а сейчас приводит к новым цифрам телерадиокомпанию «Мир».

– За десять дней весь учебник?! 
– Да, полностью. С фонетикой было сначала плохо, конечно. Я многие слова произносил совершенно не так, меня постоянно поправляли. Был забавный случай. Я был троечником с минусом по английскому языку, меня все время ставили на вид, говорили, что я – лентяй и лоботряс. И через неделю буквально выхожу к доске, учительница ожидает, что сейчас будет спектакль и она начнет меня отчитывать. Я читаю на английском, учительница смотрит, ничего не понимает и говорит:
– Вы зазубрили?
– Нет, я прочитал.
– Переведите…
Я перевел. Учительница снова:
– Вы зазубрили!
– Нет, я просто так читаю.
– А переверните страницу!
– Пожалуйста. Могу любую страницу прочитать, последнюю, если хотите.
Учительница сказала: «Ничего не понимаю. Все это время вы притворялись?» Было смешно.

– В какой вуз решили поступать?
– После школы меня отправили в Пермь, где жил мой дядя – младший брат отца. Поступил на филологический факультет Пермского государственного университета. При поступлении тоже был забавный случай. Я в то время помимо прочего увлекался физикой и математикой. Прочел все существовавшие тогда учебники по этим дисциплинам. Но сдавал я английский язык. Выхожу из аудитории, рядом сдают математику. Выбегает парень, весь бледный:
– Кто-нибудь здесь знает математику?
– Я немножко знаю.
– Как эту формулу решить?
На руке у него задание нарисовано чернилами. Я говорю, что вот так-то и так-то.
Парень отвечает:
– О, старик, спасибо тебе. Тоже на математику?
– Нет, я на английский язык, филологию.
– Ты чего, ненормальный что ли?

– Почему выбрали именно английский язык, филологию?
– В последние годы в школе меня очень тянуло в эту сторону – изучал историю Англии, собирал марки британских колоний. Все, что связано с Англией, ее культурой, историей, меня привлекало.

– Окончили университет…
– Окончил университет и после этого волею судеб оказался в Агентстве печати «Новости» (впоследствии – «РИА Новости», прим. ред.), в редакции телеинформации. К тому времени отца перевели в Москву, я тоже вернулся в Москву и здесь стал биться во все двери. И вот дверь, которая, наконец, открылась, вела в редакцию АПН.

– Это было каким-то образом связано с английским языком?
– Конечно. Мое первое задание – съемка с телевизионной компанией, не журналом, а именно телевизионной компанией National Geographic. Снимали документальный фильм «Великие реки мира». Приезжала их съемочная группа, а я выступал в качестве переводчика, организатора – сейчас это называется линейный продюсер, который организовывает весь съемочный процесс, ведет переговоры, получает разрешения и, соответственно, переводит.

– Как развивалась Ваша карьера в Агентстве печати «Новости»?
– Наш департамент просуществовал только год, потом он стал частью Гостелерадио. Я тоже перешел в Гостелерадио. Достаточно активно стал заниматься производством собственных сюжетов, потом мне и моему товарищу Сергею Скворцову (сейчас – президент группы компаний ООО «Феникс», занимается производством сериалов, прим. ред.) поручили делать фильм к советской выставке. Назывался «Советская женщина». Мы сняли 60-минутный документальный фильм, где показали несколько портретов выдающихся женщин, и потом пошло-поехало. Мы с Сергеем Скворцовым работали в паре, делали программу «Московский Меридиан». Это была первая советская передача на американском телевидении. Мы покупали время на американском канале, на том, что сейчас называется CNBC. Покупали время за рекламу, в 1985-м это было невероятно.

– Время за рекламу – что это значит?
– Мы платили американцам пять тысяч долларов за право размещения своей программы, а они нам давали возможность размещать до шести минут рекламы в рамках этой же программы.

– Где Вы находили эту рекламу?
– Здесь все было очень курьезно, потому что такие величайшие организации, как «Интурист» или другие предприятия, департаменты, министерства (например, внешней торговли) имели рекламные бюджеты, но телевизионной рекламы в прямом понимании у них не было. Поэтому в лучшем случае тот же «Интурист» или «Аэрофлот» мог предоставить нам 60-минутный документальный фильм о себе, из которого мы делали ролик на несколько секунд. Потом мы самостоятельно сделали первый рекламный ролик о Балтийском морском пароходстве. Написали сценарий, договорились с пароходством, сели на паром из Ленинграда до Стокгольма и во время путешествия сняли этот ролик.

– А как Вы попали на проект телемостов?
– Иногда что-то происходит по чистой случайности. В Калифорнии решили совместить два события – большой молодежный музыкальный фестиваль и выставку технологических достижений. В парке под Лос-Анджелесом впервые в истории установили огромные экраны, на которых транслировались выступления рок-музыкантов. Продюсером этого шоу был Стив Возняк – один из основателей Apple, и он решил продемонстрировать всем достижения технологий. Решили сделать какой-нибудь телемост из непонятно откуда. Он сказал: «Давайте сделаем из космоса, давайте сделаем из Москвы».

То же самое, что космос.
– Давайте, с Красной площади. Покажем просто, как люди гуляют по Красной площади. Эта идея долго обсуждалась, потом она переродилась в предложение сделать большое музыкальное шоу в нашей первой студии в «Останкино». Пригласили Аллу Пугачеву, была замечательная атмосфера, Алла Борисовна потрясающе пела песню «Я больше не ревную», вся студия подпевала. Много молодежи мы туда нагнали, студентов. Но об этом телемосте мало кто помнит и знает, потому что трансляция не состоялась.
Один из американских продюсеров решил, что это – провокация КГБ, он никак не мог поверить, что сигнал идет из Москвы и вырубил рубильник. Изображение пропало. Мы тогда об этом промолчали, если бы довели информацию до руководства, могли быть неприятные последствия для обеих сторон. Поэтому мы написали отчет, что все прошло замечательно.
С остальными телемостами технически уже все было в порядке. Но самый нашумевший телемост, который у нас был – это, конечно, Ленинград-Сиэтл.
 – С Владимиром Познером?
– Да, когда уже Познер появился. Начало 1985 года, мы получили одобрение идеологического отдела ЦК КПСС провести подобного рода передачу, нам было сказано очень четко, что людей для телемоста мы должны набирать через парткомы, все они должны быть проверены цензурой. В этот момент приезжают американцы и говорят: «Мы приехали для того, чтобы отбирать людей на улицах. У нас этот вопрос через Анатолия Добрынина (который был тогда послом Советского Союза в Вашингтоне) согласован с Горбачевым». Как на это ответить, кто может это проверить, подтвердить? Мы приехали в Смольный, нас стали обрабатывать: «Сейчас дадим вам списки людей – все проверенные, заверенные». Мы отвечаем: «Нет, нет, нет, тут такая история с американцами, можете позвонить в приемную Горбачева, проверить. Нам сказано работать именно по такому сценарию – отбирать людей на улицах». И нам неожиданно разрешили. Испугались, но разрешили. Мы подходили к людям на улице и спрашивали: «Хотите?» Народ шарахался, не понимал, думал, что это – розыгрыш. Но в итоге мы набрали порядка ста пятидесяти человек. Они пришли с хорошим настроем, некоторые игрушки принесли, цветы.

– Они думали, что американцы будут в «Останкино» их ждать?
– Нет, хотели виртуально дарить: «Мы хотим с вами дружить». Но американцы по ту сторону экрана стали наезжать со страшной силой: «У вас все плохо, диссиденты сидят в тюрьмах, южнокорейский самолет сбили». Но потом один из американцев встал со словами: «Вы что вообще? Мы пришли сюда, чтобы впервые в истории поговорить нормально, по-людски, а вы все переводите в сплошную политику». И все переменилось, разговор пошел. Но мы на тот момент думали, что нас всех уволят и больше никогда к телевидению не подпустят. Учитывая, что в то время было только Гостелерадио СССР и никаких других телекомпаний, то это означало получить волчий билет на всю жизнь. Но оказалось все с точностью до наоборот.

– Как складывалась карьера после телемостов? Где Вы познакомились с Михаилом Лесиным, как появилась компания Video International?
Мы вместе с моим другом и партнером Сергеем Скворцовым ушли с Гостелерадио, работали снова в Агентстве печати «Новости», в обновленной редакции телеинформации.
В 1990 году делали шоу «Миссис Америка, миссис Советский Союз», в нем соревновались замужние дамы. Нам понадобились контакты людей, связанных с театральным миром, с постановками, интересными декорациями. Поспрашивали, кто в этом хозяйстве разбирается. Сказали, что есть такой Миша Лесин (российский государственный деятель и медиаменеджер, в разные годы – министр по делам печати и советник президента РФ, один из создателей компании Video International, прим.ред.). Лесин пришел и сказал: «Да, хорошо, мне это интересно, только я приведу свою команду, творчеством будем заниматься мы». Так мы познакомились с Михаилом Лесиным.
Параллельно у Владимира Познера родилась идея: «Давайте сделаем программу вместе с Филом Донахью: мы вдвоем ее будем вести, сам продакшн будет российским». То есть в лице меня, в лице Лесина, в лице Сергея Скворцова и так далее. У нас был один очень хороший товарищ в Нью-Йорке, который в то время владел огромным центром пост-продакшн. У него была масса студий, монтажных, камер. Этот товарищ сказал: «Я готов участвовать в этом проекте. Сколько заплатят – столько заплатят. Для меня с точки зрения престижа это интересно». Его компания называлась National Video. Cтали думать, как назвать новую компанию. Кто-то из нас сказал: «Ну чего здесь изобретать, у него National Video, а мы сделаем Video International». У него был логотип – змейка, очень длинная змейка, отрезали от нее половину, сделали коротенькую, получился логотип Video International. Так появилась компания.
Мы начали заниматься рекламой, потому что у каналов не было денег для оплаты программ. Тогда каналы, в частности «Россия», говорили: «Нам нравится ваша программа, но платить за нее мы не можем. Можем отдать вам 2/3 рекламного времени. Если вы что-то продадите, значит вы отобьете свои расходы, не продадите – не отобьете». А для того, чтобы что-то продавать, нужно было что-то иметь, поэтому все больше мы стали заниматься чистой рекламой. Юрий Заполь (российский медиаменеджер, один из основателей Video International, в юности играл в одной команде КВН с Михаилом Лесиным, прим. ред.) ушел полностью в рекламу и потом, рекламная составляющая Video International значительно превысила продакшн. До этого производства программ было 90%, а 10% – рекламы, но через год все стало наоборот.

– Как Вы думаете, это за счет способностей Заполя и Лесина произошло?
– Оба были очень талантливыми людьми.
 
– В разных областях: один – переговорщик, другой – организатор.
– Да. Когда мы познакомились с Лесиным, он показал себя невероятно крутым организатором, даже американцы поразились. В 90-х была полная разруха, нигде не было ничего, все магазины были пустыми. Американцы спрашивали:
– Вот это можете сделать?
– Да!
– А это?
– И это сделаем!
– А вот специально такую декорацию можете построить, быстро?
– Да, можем!
– А почему вы все время отвечаете: можем-можем-можем?
– Потому что можем.
Я думал, что он просто пыль пускает в глаза, а оказалось, что нет, действительно может.

– Вы были президентом в Video International, а учредителем были или нет?
– С юридической точки зрения ни я, ни Скворцов, учредителями не были. Де-факто мы считались равноправными партнерами с Заполем и с Лесиным. Еще там было несколько человек. У Лесина чуть-чуть больше было акций, у нас чуть-чуть меньше. Первая команда Video International была в составе Лесина, Заполя, Корчагина, Скворцова и Оганеса Соболева.

– Оганес Соболев у истоков стоял?
– Мы привели Оганеса Соболева (в 2016 году стал генеральным директором единого продавца рекламы на телевидении ООО «Национальный рекламный альянс», прим. ред.), потому что он помог привезти «Санта-Барбару». За это мы решили его включить в состав акционеров Video International, тогда это была очень маленькая компания из десяти человек. Мы все сидели на территории бывшего парткома Агентства печати «Новости», там было три комнаты.

– Почему в парткоме?
– Партию к тому времени разогнали, комнаты были пустые.
 
– Правда, что Вы были секретарем партийной организации? Или это все досужие сплетни?
– Нет, это было не совсем так. Я был членом парткома Центрального телевидения.

– Это играло какую-то роль в работе?
– Существенной роли не играло. Будучи членом парткома Центрального телевидения, я как-то собрался ехать в свою первую служебную командировку в Англию. Это было связано с сорокалетием Победы. Мы снимали с англичанами большой фильм в Витебске, посвященный войне, и я должен был ехать на монтаж. И вдруг меня вызывает начальник главного управления нашего и говорит: «Тебя не пускает КГБ». А я не знаю, почему. Он говорит: «Я тоже не знаю, но значит, было какое-то черное пятно в биографии. Ты подумай, покопайся». А я не могу вспомнить ничего. Учился нормально, закончил университет хорошо, никаких выговоров не было, все нормально. – «Ну, ты покопайся!» Потом покопались, покопались и нашли – на четвертом курсе мы, получив стипендию, выпили с ребятами, обсуждали разные вопросы и зашел разговор про расстрел царской семьи. И я сказал, что вообще-то осуждаю расстрел, особенно детей.

– Кто-то стукачом оказался?
– Кто-то настучал, да. И потом выяснилось, что в те времена меня «записали» в руководители ячейки по восстановлению монархии в Советском Союзе.

– Вас могли посадить.
– Теоретически, да. Почему КГБ дальше хода делу не дало, не знаю. Потом все забылось.

– Вы сказали, что Оганес Соболев привез «Санта-Барбару». Что Вы имели в виду?
– Был 1991 год, я в то время уже работал на канале «Россия» в числе самой первой команды Анатолия Лысенко (заслуженный журналист России, с 2012 года – генеральный директор ОТР, прим. ред.). Меня вызвали к Лысенко, он сказал, что есть предложение от наших коллег из Питера – компании «Русское Видео». В то время «Русское Видео» была одной из самых крупных компаний, которые занимались производством видеопродукции для распространения на кассетах. Они даже получили в свое время от Горбачева полный карт-бланш и монополию на этот вид деятельности. В общем, поступило предложение купить для канала «Россия» один из американских длинных сериалов. Меня командировали в Америку вместе с Оганесом Соболевым, который работал в «Русском видео».
Мы поехали, посмотрели несколько сериалов и выбрали «Санта-Барбару». Ездили на съемочную площадку, смотрели, как это делается.

– Производство?
– Оно произвело впечатление невероятное, настолько все было отточено. Ни одной минуты простоя. В шесть часов утра начинается съемка, в полдень съемка заканчивается полностью, все уходят на монтаж, и к вечеру серия готова. Мы не знали, что такая технология существует.

– Фантастика!
– В январе 1992 года «Санта-Барбару» запустили в эфир на канале «Россия». Сделка была бартерная, денег у канала «Россия» не было, тем более в валюте. Поэтому договорились, что американцы будут продавать рекламное время в рамках «Санта-Барбары». Но американцы сделать ничего не смогли в России, нужно было искать другие варианты. В итоге договорились, что реклама будет идти через Video International, которая берет на себя все расходы, связанные с компенсацией американских затрат, делится с каналом и себе забирает какую-то часть. Тогда снова появился Оганес Соболев, которого мы привлекли к этому вопросу.

– На «Россию» Вы пришли в момент создания, на какую должность?
– Для меня и Скворцова сделали специальный отдел, он так и назывался – отдел спецпрограмм. Туда входило все, что не входило в обычную сетку вещания, в том числе и какие-то проекты, например, с Борисом Ельциным, или очень большой совместный проект с французами. Потом я ушел в Video International полностью, а потом снова вернулся на канал, но уже в качестве генерального продюсера в 1994-м.

 – Почему Вы ушли полностью в Video International?
– Создалась уже команда с Лесиным, с Заполем. Мы были достаточно близкими друзьями, делали одно дело. Шло становление рекламного рынка – это было очень интересно. – Тогда почему вернулись на ВГТРК?
– Тоже по просьбе своих друзей, на канале возникло слишком большое количество программ, которые выходили по бартеру. Сам канал стал терять много денег. И Video International, которая хотела этот процесс взять под себя целиком, тоже не устраивало то, что на рынке каждый демпинговал, продавал столько, сколько считал возможным, размещал спонсорство, за сколько получится. Меня направили на «Россию», чтобы я этот вопрос ввел в цивилизованное русло. Полгода я разгребал это.

– Речь идет про очень серьезные деньги. Люди производят, продают программу, имеют деньги на ней, появляется Павел Корчагин и говорит: «Ну, все, ребята, теперь мы будем работать по другим правилам…»
– Вы имеете в виду, приходили ли люди с оружием, пытались угрожать? Нет, не приходили.

– Как Вы с ними договаривались, с компаниями-производителями, либо с рекламными агентствами? По-моему, пять или шесть агентств было тогда, кто торговал рекламой на «России».
– Примерно. В каждом случае договаривались по-своему, но никакого специального прессинга не было. Люди понимали, что если они хотят продолжать работать на телевизионном рынке, они должны проявлять гибкость. Мы тоже проявляли со стороны канала гибкость, оставляли им возможность продавать спонсорство. В накладе никто не оставался. Лучше было все-таки договориться с каналом на новых условиях, чем переругаться так, чтобы программу полностью убрали из эфира.

– После работы на ВГТРК куда Вы перешли?
– В 1995-м Владимир Познер позвал меня работать над программой в Нью-Йорке, и я уехал в Америку.

– То есть после такой высоты Вы решили уйти в сторону?
– Это живое телевидение. Работать корреспондентом, редактором, продюсером «в поле» не менее интересно, чем придумывать, договариваться, руководить. Тут я с формулировкой вопроса не соглашусь. Было очень интересно в Нью-Йорке работать с Познером. Он договорился с Первым каналом, что будет делать новое шоу под названием «VIP» – Very Influential People. VIP не в смысле какой-то олигарх, а люди, которые внесли серьезный вклад каждый в своей сфере. Это была интересная работа.

– В Америку Вы поехали с семьей?
– Сначала поехал один, потом перевез туда семью. В Америке я проработал полгода, семья осталась там, дети пошли в школу. А я вел кочевой образ жизни, периодически приезжая туда на четыре-пять дней.

– Что было после Вашего возвращения в Россию?
– Еще до моего отъезда в Нью-Йорк Питер Герви (инвестор, совладелец ряда компаний, основатель телеканала СТС, прим. ред.) предложил мне возглавить тогда никому еще не понятный, никому еще не известный канал СТС. Мы с Питером знали друг друга по первым телемостам. Он был одним из сопродюсеров с американской стороны. Я не мог согласиться на предложение Питера, потому что уже дал добро Познеру, но я посоветовал моего друга Сергея Скворцова.
Когда закрыли проект Познера (руководство Первого канала, в то время это еще были Борис Березовский и его партнер Бадри Патаркацишвили, посмотрели несколько выпусков, сказали, что для нашего зрителя это будет не очень интересно), я оказался не у дел. В этот момент мне позвонил Сергей Скворцов, говорит: «Слышал, что там проблемы. Давай возвращайся. Мы сейчас только-только приступаем к строительству нового канала – никто не понимает, что делать нужно. Приезжай, будешь еще одним из тех, кто не понимает, что делать». Я говорю: «Хорошо, в качестве кого?» – «Моего первого и единственного зама». Вот я приехал. И мы начали небольшой командой пытаться построить канал СТС. Построили за год. Запустили в эфир 1 декабря 1996 года.

– Сколько Вы проработали на СТС?
– Два года, с 1996-го по 1998-й. А в 1998-м случилась история с Владимиром Гусинским (бывший российский медиамагнат, основатель телеканалов НТВ и ТНТ, в 2000 году уехал из России, прим. ред.), когда Игорь Малашенко (бывший на тот момент гендиректором телеканала НТВ, только что образованного, а до этого – гендиректором канала «Останкино» – правопреемника Гостелерадио СССР) приехал по приглашению Скворцова на СТС, зашел в наш главный машинный зал, откуда шел весь эфир и сказал:
– Ничего не понимаю, я в «Останкино» проработал много лет. Вы один часовой пояс обслуживаете?
Скворцов говорит:
– Нет, пять. Начиная с +7, потом +5, +3 и так далее.
– Не понимаю! А где все видеомагнитофоны, где огромное количество людей, которое должно… В «Останкино» работает 300 человек для того, чтобы осуществлять поясное вещание. А ваши-то люди где все?
– Вот этот инженер, один.
– Как? Я не понимаю…
– Ну потому что мы вещаем в цифре.
– Что значит, в цифре?
– Это значит, что вся информация, видео, в том числе последовательность передач, находятся на компьютерах. Делается плейлист.
Это было вообще китайской грамотой. Малашенко говорит:
– Ничего не понимаю. То есть вы хотите сказать, что можно вещать на пять часовых поясов. Вот есть машинный зал, где стоят пять серверов, в которых якобы вся ваша информация заложена, есть какие-то плейлисты, один инженер следит, чтобы видео на экране соответствовало плейлисту, и все?
– Все.
– Тогда можно еще такой канал построить!
На следующий день поступает звонок от Гусинского: «Приезжайте, поговорим!».

– До этого Вы не были с ним знакомы?
– Не были, но мы знали, что есть такой олигарх. Приехали, поговорили. Он сразу перешел на «ты». Сказал, что не надо тут «Владимир Саныч», а просто: «Я – Владимир, ты – Сережа, ты – Павел». За год по его просьбе мы сделали ТНТ.

– То есть Вы безболезненно от Питера Герви ушли?
– Тогда начались определенные трения с американцами по программной политике канала. Они говорили: «У нас есть американский сериал «Беверли Хиллз», мы его поставим сейчас на 19:00, когда он закончится (а серий там много), мы поставим его утром, затем поставим днем. Когда снова закончится, поставим по пять серий сразу в субботу и воскресенье, а когда опять закончится, поставим снова на 19:00, потому что к тому времени уже сменится поколение зрителей». Мы говорили, что в этой схеме нет никакого развития, что мы будем топтаться на одном месте очень долгое время, ходить по кругу. Но нам отвечали: «Вы ничего не понимаете, американские специалисты знают лучше». Мы с ними начали ругаться, и в этот момент поступило предложение от Гусинского, который сказал: «Вам полный карт-бланш, никаких ограничений, если вы хотите заниматься собственным производством – пожалуйста, по деньгам ограничений тоже нет». Предложение Гусинского было такое, от которого невозможно отказаться. Мы приняли его и стали работать, часть команды взяли с собой из СТС, и уже через год у нас было полноценное вещание.

– Кто придумал название ТНТ?
– Сергей Скворцов.

– Оно что-то обозначало или просто красивое сочетание?
– Ничего, просто красивое сочетание. «Твое новое телевидение», примерно так можно вольно расшифровать.
На ТНТ тоже не все гладко начиналось, потому что это телевизионная сеть, а значит содружество огромного количества локальных компаний, которые должны работать с тобой как партнеры. Ты не диктуешь им свою волю, а предлагаешь различные варианты.
В первом варианте сетки мы предложили теперь уже культовый сериал «Улицы разбитых фонарей». В то время он лежал без движений на полке на канале «Россия».

– То есть его «Россия» не взяла?
– Мы запускали этот сериал на «России» вместе с Сергеем Скворцовым еще до моего отъезда в Америку. Когда я был в Нью-Йорке, сериал досняли, но не сделали окончательного озвучивания и титрования. Уже на ТНТ мы за очень маленькие деньги, через Лесина, который управлял в то время ВГТРК, забрали сериал, доделали. Но когда представляли его на съезде региональных станций ТНТ, встретили огромное сопротивление со стороны региональных партнеров. Они хотели «Богатые тоже плачут», «Просто Мария». Для них и их рекламодателей новый российский сериал с какими-то «ментами» был не очень понятен и совсем не интересен. Пришлось их долго уговаривать. Но нас ожидал феноменальный успех, после которого сериалы постепенно стали снимать все. Поэтому я очень горжусь, что имею отношение к становлению сериального производства в России. Но не я один – хорошую работу люди делают в команде.

– Серия, эпизод стоил чуть ли не несколько тысяч долларов вначале?
– За эпизод, точно могу сказать, мы платили 18 тысяч долларов.
 
– Что было после ТНТ? Почему Вы от Скворцова ушли?
– Начались большие проблемы между «Газпромом» и холдингом «Медиа-Мост». Империя Гусинского начала распадаться, на него завели уголовное дело, и он уехал в Израиль, потом в Испанию. «Газпром» везде поставил своих людей: на НТВ, НТВ+, ТНТ. Я понимал, что меня в новой команде не оставят, и вместе со старой командой перешел на ТВ-6.
Существовала специальная договоренность между Гусинским и Березовским о том, что Березовский полностью «зачищает» ТВ-6 под старую команду Гусинского. Тогда Женя Киселев (телеведущий, медиаменеджер, сейчас работает ведущим на телеканале «Украина 24», прим. ред.), был назначен гендиректором на ТВ-6, а я был исполнительным директором.

– Там тоже была для нашего рынка сенсация: первое реалити-шоу «За стеклом», помните?
– Да, конечно. Саша Левин тогда был главным продюсером ТВ-6, потом он стал главным продюсером на НТВ. Это его была идея, он ее проталкивал. Получилась абсолютная сенсация, которую люди помнят до сих пор. Никто не помнит толком, что такое ТВ-6, а вот шоу «За стеклом» помнят.

– А что было после ТВ-6?
– На ТВ-6 я проработал полтора года, потом вернулся на канал «Россия», пробыл там год в качестве генерального продюсера, а после ушел в «Студию 2В» (телекомпания, производящая программы и сериалы, среди которых «Слабое звено», «Сто к одному», «Своя игра», «Марш Турецкого», «Возвращение Мухтара» и другие, прим.ред.) и проработал там десять лет, до 2013 года.
Когда Михаил Лесин вернулся в телевизионный бизнес в качестве гендиректора «Газпром-Медиа», он пригласил меня возглавить новую структуру, которая называлась «Комитет индустриальных телевизионных премий», в противовес Академии российского телевидения, потому что Академия уже почти перестала существовать. Последние несколько заседаний, которые мы проводили в Академии, посвященные проведению церемонии премии (российской национальной телевизионной премии ТЭФИ, прим. ред.), ни к чему не привели. От церемонии пришлось в том году вообще отказаться. Мы тогда думали, что на этом придется поставить крест, но пришел Лесин и предложил реанимировать все, но не в рамках Академии, а в рамках отдельно взятой структуры. Мы постарались и за год все сделали.

 – А после ухода Лесина это все снова…?
– После ухода Лесина… Знаете, я, пожалуй, не буду комментировать. После работы в комитете я вернулся в «Студию 2В».

– И теперь телерадиокомпания «Мир», генеральный продюсер. Как Вы тут появились, почему?
– Председателя телерадиокомпании Радика Батыршина я знал давно, еще по работе в системе «Медиа-Моста». Он работал в основном на НТВ, я – на ТНТ, но мы пересекались на общих совещаниях, на тусовках, массовках и так далее. И в очередной раз, когда встретились, он предложил перейти на «Мир» в качестве генерального продюсера. Я посмотрел эфир и мне показалось, что здесь есть большое поле для деятельности и работать будет интересно. Пошел уже третий год, как я здесь работаю.

 – Есть результаты?
– Да, за эти два года телеканал «Мир» значительно увеличил долю телесмотрения, появилось немало удачных премьер. В прошлом году мы вернули на российское телевидение легендарное шоу «Слабое звено», чья доля почти в три раза превысила среднюю долю канала. Мы вернули «Фазенду», запустили ряд совершенно новых программ. Можно сказать, что нашли свою «фишку» в жанре интеллектуально-развлекательных шоу, таких как уже упомянутое «Слабое звено» с Марией Киселевой, «Всемирные игры разума» с Ровшаном Аскеровым и Анатолием Вассерманом (они проверяют на прочность свои энциклопедические знания в соревновании с узкопрофильными специалистами), «Игра в кино» с Сергеем Белоголовцевым. Пригласили Алексея Кортнева вести музыкальное шоу «Ночной экспресс» и так далее.
Я увидел, что «Мир» не боится меняться, экспериментировать.

– Вернемся к тому, с чего начали – к семье. Ваша семья так и осталась в Америке, дети не переехали в Россию?
– Дети остались в Америке, да. Моей дочери 35 лет, сыну – 27. Оба закончили хорошие университеты, сын в Бостоне, дочь в Чикаго. Сейчас работают в компаниях, связанных с IT-технологиями.

– Внуки уже есть?
– Пока нет. Дети страстно увлечены своей работой. Сын сказал, что если бы когда-нибудь ему предложили выбрать что-то самое интересное в жизни, то он не смог бы найти ничего лучше, чем то, что он делает сейчас. Я этому очень рад.

– Не думали никогда о преподавательской деятельности? Столько опыта за плечами!
– Всегда нравилось работать «в поле», но, начиная с этой минуты, буду думать над Вашим вопросом.