Сегодня, 1 марта 2021 года, умер Константин Шамильевич Правоторхов, директор и один из создателей “Тракта”.
В 2019 году мы брали интервью у Константина Шамильевича. Оно получилось емкое. И он предложил: “Я много наговорил, может сократим?”. Мы ответили, что увеличим объем журнала, но сокращать ничего не надо. А потом пришли фотографии для публикации. И тоже много. Но это были фотографии человека, который гордился своими родителями, детьми, внуками, друзьями, своим международным бизнесом.
Интервью опубликовано в октябре 2019 года https://tkt1957.com/ru/tkt-10-714-2019/. Ниже единственное биографическое интервью Константина Шамильевича.
Мы выражаем искренние соболезнования семье, друзьям, партнерам, коллегам и сотрудникам компаний Константина Шамильевича.
Судьба Константина Правоторхова
Кто Ваши родители, из какой Вы семьи?
– Я родился в 1954 году в городе Сыктывкаре, на немецком поселении – спецпоселении. Судьба моих родителей сложная, если хотите нестандартная, но в ней отразилось то время. У меня мать немка по национальности. Жизнь отца тоже нестандартная, практически в СССР он не жил.
– А как это случилось, почему спецпоселение?
– Семья мамы в 1941 году жила в Одессе и практически сразу после начала войны попала в оккупацию. Одесса буквально через три недели была отсечена от большой земли.
Эвакуация происходила только морем, эвакуировали в основном евреев, потому что они подвергались повышенному риску. Вскоре Одесса была оставлена нашими частями и туда вошли румынские войска, потом немецкие. В августе 43-м году освободили Одессу, и члены моей семьи в течение двух дней были репатриированы. Они были в пути, добирались до Коми железной дорогой и затем на барже по Ухте, два месяца. Было такое Постановление, что всех лиц немецкой национальности депортировать на спецработы либо в Коми АССР, либо на Северный Казахстан. Наверно боялись пятой колонны, да и рабочие руки были нужны – «трудовой фронт».
Моя семья прибыла в Сыктывкар, Коми АССР. В составе семьи был дедушка, Сихварт Серафим Фридрихович, его жена, украинка, Байдаченко Мария Ильинична, моя мама – Нина, и ее сестра. Маме был тогда 21 год. На работу всех определяли в основном на лесоповал, были участки – «квадраты» назывались – по заготовке леса.
Дед мой был хорошиминженером, это оценили и он стал работать на Сыктывкарском лесозаводе, таким образом, семья избежала довольно тяжелой судьбы, потому что не все там выживали в этих «квадратах», на лесоповале. Мама работала медсестрой в поликлинике.
У моего отца еще более сложная, но очень интересная судьба. О ней я узнал много позже.
Мой отец – Шамиль Ибрагимович Правоторхов, кабардинец. Я – Правоторхов Константин Шамильевич, по национальности тоже – кабардинец. Я с такой мыслью жил почти всю свою жизнь. Отец мой умер рано, когда мне было два года, в 56-м году, и он создан для меня скорее моим воображением. Я всю жизнь считал себя кабардинцем. Мысленно гордился Кавказом.
Хотя кабардинцы, почему-то, за своего меня не принимали, ни внешне, ни ментально.
– У Вас мама стала вдовой очень рано?
– Да, в 1956 году. Я родился в 1954, поженились они в 1952. То есть они прожили вместе 4 года.
– В 1943 ей было 20 лет?
– Да. Когда я родился, моему отцу было 62 года. Он 1894 года рождения. Мать рассказывала, что он фактически всю жизнь прожил в Германии, работал джигитом-наездником в цирке. Он не имел гражданства, но жил там по особому статусу. Из Германии был репатриирован в 1945 году в Коми АССР. Я не знал досконально его судьбы. Буквально года два тому назад я обратился в МВД в Сыктывкар, с помощью местного фонда «Покаяние», благодаря его руководителю, замечательному человеку, я получил копию дела отца из архивов МВД Сыктывкара.
Я был очень удивлен. Отец, Правоторхов Константин Георгиевич, русский, семья из Саратова позже перебралась в Баку. В 1916 году, во время первой мировой войны служил военфельдшером в Четвертом кавказском запасном кавалерийском полку, он попал в турецкий плен под Темризом в Иране, и долгое время, до 1922 года, проживал на территории Турции. Отец был творчески одаренным человеком, пел, танцевал и безупречно джигитовал. В 1922 году Турция отпустила русских военнопленных. Возвращаться в Союз было нельзя, да и невозможно, и он приехал в Болгарию. В Болгарии вступил в русский белоэмигрантский певческий хор и с ним он попал на гастроли в Австрию. В Австрии сменил амплуа и поступил в цирк. Работал во всех известных цирках Германии: цирк Кроне, Саразани и т.д. и так 15 лет. С 1937 года, после травмы, он гастролировал по многим кабаре в городах Германии, исполняя различные народные (русские, цыганские, кавказские) песни и танцы в составе эстрадной группы. В 1945 году его задержали во время проверок и фильтрации. Год он пробыл в Познани, в фильтрационном лагере. Так как за ним не было никакой вины, в смысле он в армии противника не служил, он был осужден на шесть лет спецпоселения. Всех, кто был в Германии, репатриирован из СССР или находился там и не имел статуса, осуждали на такие сроки. Их называли так и называли «шестилетками».
– Откуда Вы это знаете?
– Собрал. Получил копию дела. Полностью, где было описаны его допросы, и его подписи и автографы, его все справки, постановления, приговор. Да, я приложил усилия, спасибо Фонду «Покаяния» и лично, Михаилу Борисовичу Рогачеву. Они делают большую работу. Они восстанавливают память об ушедших, несправедливо ушедших.
Он мне рассказывал, что некоторые люди с помощью их фонда, находят места где погибли их родные на «квадратах» лесоповала и оставляют самодельные памятные знаки и памятники. Там же ничего не осталось, не сохранили ни бараков, ничего, то есть уничтожено все – следы стерты. Но места есть географически привязанные, там идешь по лесу и прямо на стволе дерева табличка – «здесь закончилась судьба моего деда того-то», родственники прикрутили. Вот так я узнал, как сложилась судьба моего отца, циркового актера. И еще я узнал, что оказывается, я не кабардинец.
– Ваши родители встретились в Коми АССР?
– В Коми АССР, на поселении. После шести лет лесоповала, он был переведен в Сыктывкар. Там они познакомились с моей матерью, там я и родился.
В 1956 году, когда после смерти Сталина сняли статус спецпоселенцев, всем было разрешено, выбрать место жительства, кроме больших городов. Нельзя было возвращаться в Одессу, Киев, Москву, Ленинград и т.п..
– Извините, пожалуйста, а почему у Вас отчество Шамильевич?
– А потому что отец, по всей видимости, когда стал работать в цирке взял себе псевдоним. Я думаю, он настолько вжился в образ, что он стал его сущностью. Он представлялся как Шамиль Ибрагимович, его цирковой псевдоним. Так по всей видимости, он и записался, когда его взяли наши в 45 году.
В 1956 году семья уехала, переехала в Молдавию, так как все-таки климат ближе к климату Одессы. В Молдавии прошло мое детство и юность. Был такой маленький, замечательный город Сороки на севере Молдавии на Днестре, на границе с Украиной. В 1956 году отец умер и осталась наша семья – дедушка, бабушка, мама и я, а еще двоюродная сестра – Люся, жили вместе в частном доме. Я окончил школу в Молдавии. У меня замечательные о ней воспоминания. В нашей школе были очень сильные учителя. Достаточно сказать, что выпускники средней школы этого маленького городка, о котором мало кто знает, практически все закончили серьезные вузы СССР. Один закончил ЛГИТМИК, известный режиссер в Петербурге и актер Борис Войцеховский, выпускник МИФИ доктор наук, профессор в институте Арктики Игорь Лавренов, к сожалению его уже нет с нами,… все они мои одноклассники, вот с этой средней школы № 7 города Сороки. Молдавия сама по себе страна фруктов и овощей, солнца и свободы. Там живут активные здоровые люди, поющие и танцующие, в общем – шустрые по жизни. Тот, кто ел в Октябре гронку винного винограда, не отщипывая по ягодке, а кусая целиком, как яблоко, прямо с куста, нагретую солнцем, отряхивая руки от сока – тот знает, что такое Молдавия.
– Вы хорошо учились в школе?
– В школе … как Вам сказать? Я был скорее хорошист. Но у меня были и тройки. Школа была очень сильная. Это были те времена, когда еще не считался средний балл аттестата. У нас много учителей евреев было, потому что там рядом с Винницкой области были еврейские поселения, места оседлости. Они, как известно, учителя сильные. Мы не гнались за оценками, мы гнались за качеством. У нас была связь с Академгородком Новосибирска. Мы участвовали в олимпиадах, наш физик все это организовывал. Я учился на средние оценки, но в знаниях был уверен. В принципе собрался поступать в МВТУ имени Баумана. В последний момент все же дрогнул и поступил в Одесский Политехнический Институт на Инженерно-Физический Факультет. Я всегда бредил физикой, на нее и поступил и закончил институт. Поступил сразу после школы, поступил легко. Закончил я институт по специальности электроакустика и ультразвуковая техника.
Ну, институт, Одесса, тоже определенный климат, определенная свобода. Я не знаю, кто я больше, молдаванин или одессит, потому что как раз вот в эти юношеские годы получил «одесское воспитание», которое как налетом отразилось на понимании жизни. Там я учился, кстати с Вашим знакомым вместе, с Волковым Дмитрием, мы однокурсники. У нас до сих пор дружба с ним.
В Одессе студенты готовятся к летней сессии на пляже. Между санаториям, на прибрежной линии, были узкие полоски «диких» пляжей, как правило с известняковыми скалами. Конспекты, хорошая и загорелая компания молодых людей, теплое море, солнце и охлаждающееся Ркацетели зарытое в песок в морской кромке – это одесская студенческая специфика.
После окончания института, по тем временам было было распределение, и мы, Дима и я, так как мы гидроакустики, то распределились на рыбный флот. Есть одесская шутка – «Может ли одесситка выйти замуж за крокодила? Ответ – Может, если крокодил плавает». То есть морская судьба для Одессы это нормально. Гидроакустика, электронавигатор – распределение рыбный флот.
Но судьба вела меня иначе, мне не открыли визу рыбака и ходить в море я не мог. Я теперь понимаю, раньше нет, мне не открыли визу, из-за истории моей семьи. Она не очень подходила по всей видимости для этого дела. Поэтому мне отказали в плавсоставе и перевели дежурным инженером в вычислительный центр. Я понял буквально через две-три недели работы, что это не мое. Работа на эксплуатации, работа без креатива, без творчества, обслуживать эту вот вычислительную машину – это было ужасно скучно. Я стал искать место. И тут как раз прозвучал звоночек, что строится большой объект к Олимпиаде 80. В 78-м году я перешел работать в научно-производственное объединение Каскад, НПО Каскад, Одесские (Киевский) филиал. Была такая организация, которая имела филиалы во всех крупных городах СССР.
– А в армии Вы не служили?
– В армии я не был. В Одессе была военная кафедра, в Политехе, я офицер запаса.
– То есть звание офицера дали, а визу – нет?
– Ну это разные вещи. Про визу очень смешная история и грустная история. Вот я Вам расскажу. Как делалась виза в те времена. Сначала в институте я собрал характеристики. То есть я собрал характеристику от комсомола, характеристику от профкома, характеристику от парткома, характеристику от института за подписью проректора института. Это все поступает в райком партии и в райком комсомола, там проводится собеседование, затем на рассмотрение третьего секретаря Обкома партии. Эти все люди дают характеристику и дают поручительство, собеседуют с тобой. Потом это все поступает КУДА-ТО.
– В особый отдел, наверное.
– Полгода оно, где то варилось вот с такими вот надежными поручительствами и характеристиками и приходит дело с таким штампом – «Рекомендовано работать на берегу». Вот это те времена, чтобы Вы понимали …Что, как, почему? Никаких ответов, никаких намеков даже, ничего нету.
Но нет худа без добра, я попал работать в НПО Каскад. И вот здесь собственно и началась моя профессиональная деятельность на телевидении и радио. 78-й год. Мы были направлены в Ленинград от Одесского Каскада в Институт Радиовещательного Приема и Акустики им. А.С.Попова (ИРПА Попова). Была такая система, что если вводился какой-то крупный объект, предприятия-разработчики обучали специалистов Каскада оборудованию и системам, а те в свою очередь делали затем монтажные и пуско-наладочные работы. ИРПА было разработчиком всего звукового оборудования третьего поколения для телевидения и радио. НИОКР Перспектива. Главным предприятием-разработчиком производителем пультов и блоков был Будапештский завод БЕАГ. FIT S – так называлась линейка звукового оборудования. Надо было это дело изучать, участвовать в разработке комплексных схем на основе этого оборудования для Олимпийского объекта (ОТРК – Олимпийский Телерадио Комплекс), сегодня это АСК 2 в Останкино, и за два года до Олимпиады 80 начали формировать костяк инсталляторов и инженеров. Мы были прикомандированы с Ленинград, а затем в Шауляй, прожили там где-то около полугода, изучали оборудование «Перспективы» которые выпускал Кировоград для телевидения и FIT S БЕАГ для радио.
В 1979 году прошла Спартакиаду Народов СССР, генеральная репетиция Олимпиады 80. Мы уже запускали в ОТРК аппаратные и студии ТВ и Радио, ЦА, КРА и т.п.…
В 80-м году Олимпиада. Олимпиаду бойкотировали, и вообще Олимпиада прошла даже с технической точки зрения, совсем не так как ожидалось. Все аппаратные были оснащены оборудованием от и до, но в основном «фирмачи» все приезжали со своей техникой, разворачивали временные схемы. Прямо на штатный пульт ставили свой пульт, свои коммуникации, использовали свои приемы, свои технологии, использовалась только центральная инфраструктура. Ну, по всей видимости, надо было быстро развернуться, не было времени на освоение техники, они не были уверены в ее качестве. Многое было, в новинку и интересно жутко. Например, я тогда впервые увидели, как японцы транслируют волейбольный матч. Там бригада сидела, человек, наверное, пять, они смотрели, записывали каждый свое событие, весь матч разложили по полочкам признакам, на временной оси. Повторы, дайджесты – естественно требовалась специальная конфигурация рабочих мест, дополнительные мониторы. Понимаете? У них была технология, которая не ложилась на созданное нами. Много было нюансов. Да, все АСБ и АПБ были сделаны классно, все хорошо, но у каждого вещателя были свои приемы, приемчики, они приезжали как цирк Шапито, как цыгане. Приехали, развернулись, им дали электропитание, коммуникацию, и они работали. Кто-то использовал частично то, что хотел.
– А кем Вы работали в это время?
– Моя карьера в Каскаде была довольно быстрой, я пришел инженером, потом тут же стал старшим инженером, потом бригадиром. Объекты, которые были запущены мной тогда на Олимпиаде, это центральный телекиноблок (ЦТКБ), это огромный зал оснащенный телекино постами и синхронными с ними магнитофонами, который переводил всевозможные форматы записи в звук на стандартную ленту или являлся внешним источником для АПБ. Мы запускали телевизионные АПБ, радио АСБ, в ОТРК их были десятки. Работа велась от сборки фальш полов до монтажа оборудования и запуска всех этих аппаратных. Всю работу мы делали сами. В основном это была инсталляция, отладка, обучение персонала. Это все то, чем занимается сейчас системный интегратор. Тогда это так не называлось.
– Как происходил процесс обучения? Это было самообразование или что? Вот например лично Ваше обучение?
– Лично мое проходило так. Нас специально прикрепили к институту. Два отраслевых ведущих института тогда было в Советском Союзе, в Ленинграде, отвечали за звук и картинку, – Институт Радиовещательного Приема и Акустики имени Попова на Каменном острове и НИИТ – Институт Телевидения. Это были отраслевые институты, и туда была направлена эта масса людей. Обучение шло два года, был выделен фонд оплаты труда, мы были прикреплены к лабораториям и отделам. Мы изучали оборудование, часто участвовали в проектировании отдельных узлов, участвовали в проектировании комплексных решений и создании комплексных схем. Мы стали сотрудниками этих институтов на период обучения и инсталляции. Естественно, после такой практической школы, мы пришли тщательно подготовленными и к этой технике и к работе в системной интеграции теле- и радио- как таковой… Потому что мы сами чертили схемы соединений, схемы аппаратной, кабельной проводки и т.д. Были и курьезы, но тоже учащие жить. Я как сейчас помню. Были такие разъемы – ШР – круглые разъемы, они паялись по спирали, от центра к краю, 64 контакта. Тогда я только начал работать, мне мой руководитель проектировщик говорит, Костя, вот этот разъем неверное распаян, ты отрежь его, а потом монтажники сделают. Я отрезаю но не не тот, сам не знаю почему, поторопился. Там 64 контакта в жгуте, кабели идут по всему комплексу. Представляете? И приходит мой спаситель… Тогда очень ценились профессиональные монтажники, их называли «рабочие академики», они на вес золота были, мастера. Вот такой и приходит. Посмотрел, на мне лица нет. Надо к утру сдать объект. Спокойно так говорит, не волнуйся, поработаем. И вот, я бегал по комплексу, перезванивали с ним каждый кабелечек. За вечер и ночь мы этот разъем восстановили.
– Это же просто с ума сойти …
– Да, да. Разбросанные по комплексу. Но за то можно оценить уровень документации, надо понимать, что без честной документации мы бы месяц искали все концы. Понимаете? А документация настолько была подготовлена, отчеты такие, простыни на стенах висели, где pin-to-pin – тогда так не говорили, все было разрисовано, что куда идет.
Да, таких вещей много. В общем, мы запустили эти объекты, поработали на Олимпиаде, в смысле, по техподдержке, хотя не очень и потребовалось. За Олимпиаду я получил Памятный Знак, – такая награда у меня есть. Это довольно редкая награда. Я продолжал работать в Каскаде, в это время я вступил в партию.
– В это время вы находились в Одессе?
– Между Москвой и Киевом. Я вступил в партию, вступил осознанно, потому что так были воспитаны.
– Не смотря на то, что семья пострадала…
– Да. Вступал тяжело. Опять таки, по этим причинам.
Вступление в партию в те времена неоднозначная такая вещь и сложная для технической интеллигенции . Без партии не было карьеры. А я о карьере, конечно, мечтал и думал. О хорошей, нормальной карьере. Меня все спрашивали, – А кто твой отец? Я отвечал, – А какое это имеет отношение? Он умер, когда мне было два года. Он никакого влияния на меня не оказывал. Кто бы он ни был, что это меняет? В смысле по отношению ко мне. Решающее слово при вступлении в партию выносила, так называемая, парткомиссия. Это старые партийцы, зрелые люди, был такой … высший суд. Я вступал в партию в Киеве районе аэропорта Жюляны. Вот эта местная парткомиссия – гражданские летчики такие там заседали, старые и бывалые. И как сейчас помню, вызвали меня, тогда секретарь парторганизации этого района был брат Черненко. Константина Черненко. Вот он все – Как так можно с неясной биографией и прошлым семьи? И один такой старый гражданский летчик говорит, – «Хватит! Ну что Вы парня мучаете? Вы на него посмотрите лучше, а не назад оглядывайтесь». И вот так, собственно говоря, переломил ситуацию. Я понимал задачи построения «светлого будущего» идеология хорошо работала да и идея, коммунистическая сказка – хороша, хоть и утопична. Да мало кто это понимал. Партбилета я не кидал, хотя после перестройки многое переосмыслил, почти все.
Олимпиада кончилась, кто смог остался на Олимпийском объекте, на эксплуатации.
В Каскаде было много объектов, требывавших большой концентрации инженерных знаний. И я ушел работать на корабли, на флот. Мы запускали системы телевидения на кораблях ВМС. Тут я поездил в волю, был и в Комсомольске на Амуре, Большом Камне, Николаеве, на Ждановском Заводе СПб Севастополе, Северодвинске, – там запускали подводные лодки и надводные корабли. В Комсомольске строят сами корпуса подлодок. Очень интересная технология системной интеграции. Потому что, когда заварили прочный корпус, там уже многое нельзя поменять – по габаритам не проходит. Поэтому инсталляция там должна быть продумана изначально, без права на ошибку, специально строят на берегу макеты и все отлаживают на них. На крупных лодках есть внутреннее телевидение для экипажа. Телерадио рубка есть. Там есть зона отдыха.
Например, брали с собой кассеты с записью родных, специально записывало руководство – видеомагнитофоны и телезапись- редкость. И когда они уходят в дальний поход, им прокручивают эти ленты. У них есть даже комната отдыха с аэронированием, в которой можно создать лесной воздух, еще что-то. Ну это большие подводные лодки…
Ходил на ходовые испытания вместе с экипажем, когда людей на борту, экипаж и промышленность, в два раза больше штата. Я не буду углубляться. Там были интересные моменты.
– Погружались?
– Погружался.
– И как удовольствие?
– Ну… разное.
Дальше в Николаеве. Строился наш авианосец первый. Он так и не был запущен. Авианосец не с вертикальным взлетом. Там стояли вертолетоносцы, в Баку, в Новороссийске – огромное количество людей по разным системам. Утром народ как на завод идет на работу внутрь кораблей.
– Это который китайцам продали?
– Кажется. Его как только не переименовывали. Когда его начали строить, назвали его Леонид Брежнев. Потом Советский Союз. Потом еще как-то. Он так и остался незапущенным в Николаеве.
Был в Севастополе. На всех этих судостроительных заводах работал. Но работа не пришлась по душе, там все-таки инсталляция, хотелось творческой работы.
В 1978 году я первый раз женился, моя жена из ИРПА. В 1980 в Москве во время Олимпиады у нас родилась дочь – Мария, Маша – в честь моей бабушки.
Я принял решение вернуться в Ленинград
– В каком смысле вернулся?
– Я ведь плавал на кораблях, работая в “Каскаде”.
– Я имею в виду то, что Москва или Ленинград… Нельзя же было просто так приехать. Нужно было «куда-то» приехать.
– Да, но ведь у меня жена с Ленинграда. Мы долго по семейным обстоятельствам выбирали, остаться в Одессе от Каскада или переехать в Ленинград. Мы выбрали Ленинград и я устроился работать в ИРПА им. Попова ведущим инженером, в пятый отдел. Отдел занимался разработкой студийной техники. Тут, собственно говоря, началась моя уже творческая жизнь. До этого я был, инсталлятор, инженер, руководитель бригады инсталляторов. Знал технику, запускал ее, внедрял и эксплуатировал. А здесь мы занимались разработкой. Огромный вклад в мое становление как разработчика внесла Устинова Лидия Борисовна, с которой чя работал непосредственно, человек небывалой воли и закалки, из старой интеллегентной семьи – родственница Меерхольда, образец научного работника. Я очень благодарен также руководителю отдела, моему учителю от науки – Неманову Виктор Семенович, – легенда отечественного Радио, как-нибудь может быть у него интервью возьмете.
– В Питере живет?
– Он сейчас живет в Израиле. Но бывает в Питере. Это разработчик двух поколений отечественной радиостудийной (транзисторы, микросхемы) техники. «Перспектива», FIT S. Принципов и технологии, сейчас бы сказали Work flow, а тогда ПТЭ. Делали мы студийную технику, микшерские пульты, оборудование, концепция ПТЭ, как вещать, как работать? Это все его разработки. Вот, под его началом я стал работать.
Сразу после Олимпиады институт вел НИОКР под названием «Цифра». Это очень интересное время. Тогда только-только зарождалась «цифра» вообще, и цифровые СМИ в частности. Возможностей еще не было, но желание было колоссальное. Вот вам один пример. То, что сейчас стандарт AES/EBU было реализовано нами. Оборудование называлось «преобразователь звукового потока данных», то есть преобразование аналогового сигнала в цифру и затем в поток. Если знаете, что такое корзина в шкафу на три юнита в высоту – Еврокорзина, так вот, один канал (стерео звук) 13-ти разрядного АЦП – была одна корзина. Собственно формирователь стандарта AES – еще одна корзина, ЦАП – еще одна корзина. Т.о. для четырех стереоканалов нужен был шкаф и отдельный источник питания. Но тогда уже, в 1985 году, задумывался цифровой радиодом. Делалась вычислительная машина потока данных с водяным охлаждением. Такая романтика. Тратились огромные деньги, но это конечно ситуация, которая опередила время. Я с огромной благодарностью вспоминаю то время, это была по настоящему научная и творческая работа, можно было спокойно и тщательно заниматься разработкой, хотя во многом ограниченная огромной бюрократизацией социалистического планирования. Но базис был.
Подкрадывались девяностые, господдержка была уже не та. Да и замах был не тот. То, что тогда было задумано, реализовалось лет через 25, и то, частично.
К тому времени я был замначальника отдела. Вышел закон о Кооперативах, появились НТТМ (организации Научно Техническое Творчество Молодежи), появилась возможность работать, зарабатывать и творить совершенно свободно, но … без гарантированных денег, самим, инициативно. Окошко с зарплатой закрылось. Встал вопрос – как быть? Тогда было создано предприятие Дигитон и я перешел туда работать инженером. В 1991-м году внутри Дигитона произошел раскол, и группа людей, в том числе и я, выделились и образовали компанию Тракт. То есть с 1991-го года существует Тракт. Тогда был директором Кириллов Юрий, очень сильный инженер, разработчик от бога. Мы сделали свою звуковую карту, стали писать свое программное обеспечение именно по обработке звука. Я стал там работать в ТРАКТЕ ведущим инженером, а затем Коммерческим директором по продажам, по развитию продукта, по связи с потребителем. Это были времена интересные, времена с одной стороны очень страшные и рискованные, потому что существовал рэкет, неясные финансовые отношения, только появилось тогда понимание налогов. Можно было деньги в сумке получать. Я помню, мы разрабатывали ревербератор, поехали, привезли ревербератор в Бердск, и назад привезли 90% его стоимости. Ну, это все было тогда допустимо и легально. Потом в 92-93 годах уже начали работать какие-то правила. Ну, на старых запасах, на институтских знаниях, запасах, работал тогда Дигитон и Тракт. Тракт сразу позиционировался как такая научная организация по работе со звуком.
– Почему звук Вы выбрали?
– А потому что мы со звуком работали. Институт Попова это звуковой институт.
– У Вас же универсальная карьера, Вы же и на телевидении работали…
– Эрудиция в телевидении, безусловно, была, но я глубоко знал звук. Моя специальность – электрозвуковая техника… Звук это мое призвание, мое инженерное направление. Мы стали разрабатывать звуковые карты ввода-вывода для компьютеров, собственно звук проходил напрямую на жесткий диск и в оперативную память на борту карты, компьютер только как управление, шины были медленные. Сначала просто писали отдельные программы обработки: … ревербераторы, эквалайзеры, лимитеры, экспандеры-компрессоры, шум подавители. Потом возникла идея все это собрать в кучу и сделать одну из первых звуковых монтажных рабочих станций. Она появилась у нас в 93-м году – ТРЕК, однокональная стерео станция нелинейного монтажа и обработки звука, хотя ей предшествовал наш простой речевой редактор по имени «Говорун».
Обратите внимание, к этому моменту у нас, пожалуй единственным конкурентом, был Sonic Solution, была и есть такая монтажная станция. Не было еще ни SADE, ни ProTolth, а у нас уже была станция монтажа с огромным количеством разнообразных и оригинальных обработок. 1995-6 годы – ТРЕК 8, многоканальная станция. Стоила она немереных денег по тем временам – 40 тысяч долларов. Правда и диск тогда на 1 гигабайт стоил 10 тысяч долларов. Существенно помогли нам на этом этапе становления Игорь Бабенко SBI Records и Helmut Portele владелец студии звукозаписи в Вене Viena Sound Studio. В Вене до сих пор стоят, правда скорее как музейный экспонат, но работающий, наши станции ТРЕК 8.
Была допущена одна, пожалуй, системная ошибка. Все программы наши были написаны на операционной системе DOS. Мы создали Windows-подобную среду. Открывались окошки, отдельное окошко – монтаж на редактора, одно окошко для ревербератора, одно окошко для шумоподавителя. Но, стали появляться проблемы. Во первых Dos не дает многозадачность, все окна обрабатываются последовательно. И, во-вторых, появилась ОС Windows, стали появляться периферийные устройства под каждое из которых надо было писать драйвер. Мы допустили ошибку, недооценили Windows. Чтобы переходить на него, нужны были серьезные ресурсы, это все надо было переписывать. В этом направлении наша система (ТРЕК 8) не получила развития. Переписывать под Windows уже не было возможности.
95-й год, 96-й – времена смутные…
Предприниматели все преступники, работать в светлую и быть конкурентным невозможно. Налоговая полиция приходит внезапно, находит массу упущений, в зарплатной политике и так далее. Судебное решение и полностью конфисковывается, в счет уплаты налогов и штрафов, все наше имущество, компьютеры, вот такой бред существовал. Пилили сук, на котором сидели. Представляете, приходят грузчики, выносят все оборудование…ни себе, ни людям. Полицейский говорит, мы сейчас сдадим на хранение, я скажу куда – за полцены, можно будет выкупить. Ну в общем… Генеральный Директор дрогнул тогда немножко. С 96-го года я Генеральный директор Тракта.
– А кроме Вас еще остались акционеры?
– На данный момент нас двое, я и Николай Дитлов, мой старый и верный коллега и товарищ. Было одиннадцать. То есть те, кто начинал, в момент создания было 11 акционеров. Была очень сильная группа. Мы боялись нашей силы. Каждый был личностью, и каждый имел свое мнение, тяжело было договариваться внутри. Да. Но зато наработки 96-го года, они были уникальными.
Я хочу сказать, что, создавая фирму, мы и я не понимали, что это будет надолго. Все казалось, что поработаем, заработаем. Сейчас, с высоты почти 30 летней истории ТРАКТа понимаешь, какой это был, в принципе переломный момент, переход в иное качество, от социалистического иждивенчества, к свободе. В принципе личный подвиг каждого. Мы сами зарабатывали, создавали рабочие места. Прошло почти тридцать лет, а фирма живет. Сказали бы тогда, не поверил бы.
– И как вы развивались дальше?
– В 95-м году мы почувствовали, что научные работы, разработки, уже в таком полном масштабе тяжело вести. Ресурсы, запас институтский, да и все ресурсы кончились, поддержки никакой, тягаться с «буржуями» было нереально. Мы разрабатывали звуковую станцию на энтузиазме, а в это время Британия выпустила станцию SADE, ее поддерживал Кембридж. Несколько десятков миллионов долларов инвестиций только в разработку. А у нас инвестиций – ноль. Зеро. Понимаете, да? Ноль. То есть в принципе надо было искать какой-то другой выход. Чуть раньше начало зарождаться ФМ-вещание. Это один из моментов, которые, грубо говоря, мы проскочили. Надо было заскочить на этот паровоз чуть раньше. В 95-м, я, став уже директором, обратил на это внимание. И мы ушли от чистого, научного звука в Радио. Потому что радио менее наукоемко, более формализовано. Это предприятие, по большому счету. Вот эти Play Out системы, они, ну как Вам сказать? Они не настолько наукоемкие с точки зрения математики, алгоритмов, и так далее. Это отраслевые программы, производственные программы, со своей спецификой.
Мы заключили тогда соглашение с голландской компанией EELA AUDIO, с точки зрения дистрибуции микшерских пультов это была ведущая компания в Европе по производству микшерских пультов. Мы стали заниматься системной интеграцией и одновременно писать программное обеспечение для радио. Очень помог американский постановщик радио Дэвид Уорли, создавший вместе с Бэлой Курковой одну из первых частных радио в Петербурге, MAGIC RADIO, мы работали вместе. Культуры ФМ вещания в России не было, у нас была культура государственного радио – это небо и земля, по сравнению с частным вещанием, с его мотивацией на рынок, с мотивацией на рекламу, и так далее. И вот это все, структура программ, принципы музыкальной ротации, принципы формирования рекламных трафиков и так далее, все мы почерпнули у Дэвида Уорли. Начали появляться наши программы для автоматизации радиовещания. EELA AUDIO, техника, потому что наша техника к тому времени почти не производилась, и наши программы.
И отдел телевидения у нас существовал небольшой. Он был такой довольно яркий. Импульс дал Александр Ворошилов и его звукорежисер Наталья Плуталова, игры «Что? Где? Когда?», «Любовь с первого взгляда», и так далее. Вот то, что Вы видите в люстре и всегда видели в люстре на программе «Что? Где? Когда?» это была графика наша. С автоматическим оформлением, и так далее, и так далее. Сейчас это даже определенный фетиш у этой передачи. То есть там всегда работает определенный наш человек, на загрузке фотографии задающих вопросы. Для них мы впервые сделали так называемые «Шпильки». Это тоже уникальный продукт был, продукт 95-го года. «Что? Где? Когда?» передача живая, онлайновая, и надо было уметь оперативно реагировать на разные течения событий. Удачный вопрос, неудачный вопрос. Для этого раньше стояла куча магнитофонов, знатоки ответили, запускают аплодисменты, не ответили, запускают «У-у-у» или еще что-то. «аплодисменты». Каждый джингл с магнитофона, ленту надо было подматывать и т.д. Мы положили на аппаратное решение, микрокомпьютер с жестким диском, все эти джинглы, 40 штук, которые можно было запускать мгновенно. И когда эта передача вышла, все спрашивали, как Вы сделали, сколько у Вас магнитофонов стоит на передаче, что Вы поддерживаете живой эфир таким большим количеством оперативных звуков? Instant Repley, компании 360 System еще не было. Это все с подачи Ворошилова. Мы работали и с Крюком, и с Козловым, на передачах. «Любовь с первого взгляда». На Играх Доброй Воли Тэда Тёрнера, была графика Тракта. «Дневники доброй воли», и так далее.
– Вы сказали, что работали с Ворошиловым. А с другими телекомпаниями были у Вас контакты?
– Да. В 1999 году, мы разработали и запустили на собственном ПО, комплекс формирования рекламных блоков для ОРТ (теперь Первый канал) и аппаратную задержкии эфира («хоккейный вариант»). Это было уникальное решение по тем временам, комплекс полностью IT, только вгон с магнитофонов, работал исключительно с несжатым видео. Эта аппаратная подготовки программ работает до сих пор на Первом канале, уже два раза модернизировалась. Были еще телевизионные инсталляции. Небольшой осколок нашей видео группы – компания ИНТВ.
– Но все-таки почему приоритетом стало радио?
– С 1996 г. в радио мы заявили о себе достаточно мощно. К этому времени в радио началась цифровая революция, вернее не революция, а эволюция, я бы так сказал. Представьте себе старое линейное радио. Работают все на ленте, архивы на ленте. Появляются новые носители и новые носители вносят скорее шум, чем порядок. Вы сидите на вещательной студии, тут у вас CD-рекордер, тут CD-чейнджер, штук шесть магнитофонов у Вас за спиной, зоопарк форматов – как называли все это дело. И появляются еще и компьютеры со звуковыми картами и с пресловутыми файлами. Поначалу они играли роль еще одного источника. Ну а теперь смотрите, и компьютер как начинает прикидываться монтажной станцией. Это 93-й – 95-й годы. Вот они появлялись. И представьте линейную сквозную технологию. Монтажница, всю жизнь привыкшая работать с лентой. Она как бог, она звук слышит и вперед и назад. Она слышит его на утроенной, учетверенной скорости, она тут же вырезает ножницами нужный фрагмент. А ей дают компьютер. Я помню, мы приехали в Пятигорск с монтажной станцией, в первый раз дали мышку монтажнице, и она не понимала, что мышка она бесконечная, она позиционировала, тянула руку с мышкой на конец стола, чтобы дотянуться к самому краю экрана. Тронул ее руку, она как камень. Так сжимает мышку. Но это дело привычки, вся сложность в другом. Ей для того, чтобы отмонтировать, надо было в реальном времени загнать звук на компьютер, а представляете, чернового материала 40 минут, а ей надо из него отмонтировать три минуты, ну там пять. Это сорок минут вгона, потом надо вырезать и потом в реальном времени согнать. Она говорит, да я на ленте в сто раз быстрее это сделаю. То есть вот эта компьютерная, цифровая техника, она вкраплениями вклинивалась в привычную линейную технологию. И вот, мы как раз разрабатывали программы, как это совместить, как это сделать. То есть объемы хранения данных, каналы передачи данных, я не говорю о потоках!, еще не позволяли заменить их полностью. Все цифровые станции были как такие мешающие придатки. Но постепенно дрейф все больше и больше уходил в сторону компьютера. Вторая революция это когда появилась сеть. Передача файлов, еще не звука, по сети, обмен и возможность относительно большого хранения данных… Появились эфирные станции, то есть сначала только для выдачи рекламы, потом джинглов. Вот это вот, я называю не революцией, а цифровой эволюцией. Она длилась где-то лет пять-шесть, наверное. Именно в 2002-м году радио реально перешло на цифру. Цифра стала доминировать. Мы прямые участники и виновники этого процесса. Мы сделали первые поставки, в 93-м на ВГТРК, первые монтажные станции. Пятигорск, Астрахань, как сейчас помню, и Великий Новгород В 2000-м, уже процентов 50-60% филиалов ВГТРК уже работало с нашими программами. В это же время мы возродили производство аппаратных средств. Мы сделали свой микшерский пульт, мы назвали его «Неман» в честь Неманова Виктора Семеновича. Эти пульты были много где инсталлированы. Было очень приятно, когда мы модернизировали в 2016 году Махачкалу на цифру, у них стояли наши «Неманы» поставки 2002 года. То есть они отработали много-много лет.
– А негосударственные радио-холдинги?
– А негосударственное радио? Первый крупный холдинг, с которым мы работали, это был РМГ – Российская медиа-группа… Русское Радио, радио Монте Карло и так далее. Они одни из первых перешли на цифру. Раньше перешла Европейская медиагруппа – все ЕМГ.
Да, очень важный для ТРАКТа шаг, в 2000-м году мы заключили стратегическое партнерство с немецкой компанией Ruediger Barth Elektronik und Akustik. Рудигер – это тоже легенда но Европейского вещания. В 91-м году он первый разработал цифровые пульты, с философией входной и выходной матрицей и назначаемыми фейдерами, D-MAX. Ничего иного с тех пор не выдумали. В это же время он заказал канадской компании, по собственному техническому заданию систему автоматизации радио – монтажную станцию и вещательное приложение. В 1992-м году система уже работала на BBC. DIGISPOT – так называлась одна из первых систем автоматизации в мире.
В 2000-м году мы заключаем Соглашение и начинаем сотрудничество с Рудигером. Он дает нам торговую марку для Европы и России DIGISPOT. До этого наш софт назывался Джин. До сих пор многие путают, то его называют Тракт, как компанию, либо Джин. А он DIGISDPOT. Под этим именем нам легче было войти в Европу. Мы взяли вот эту торговую марку, Рудигер взял нашу разработку за основу, поставил очень много задач. Мы выполнили огромный объем работы за 2000-2001 годы. Он дал идею распределенной базы данных, которая сейчас представляет собой уникальное явление для нашего софта, мало где встретишь такое. Это Рудигер Барт – второй отец вот этого софта, и имя его Дигиспот-2. Мы сделали очень много инсталляций в Германии, в Европе.
– Каким для Вас был опыт работы за границей. В чем заключается отличие от работы с нашим заказчиком?
– В Германии только Заказчик подумает об обновлении, к нему тут же выстраивается очередь из потенциальных поставщиков, разработчиков программного обеспечения. В России пока этого нет. Они очень креативны и требовательны. Мне показалось, что продать им какое-то готовое решение, очень сложно. Они постоянно находят новые технологические и творческие решения, которые надо обеспечить определенными функциями ПО. Поставка всегда требует разработки каких-то новых функций.
– То есть они не просто формируют ТЗ, а еще и активно влияют на ход работы?
– Да. И активно влияют. ТЗ в голом виде очень тяжело продать. Отсюда повышенные требования к технической поддержке и возможности развития и откликов на их пожелания. То есть они смотрят на компанию и то, как она реагируют на требуемые изменения. Многие компании теряют позиции из-за негибкости и медленной реакции на пожелания заказчиков. Вот это специфика западного рынка программного обеспечения. Вторая специфика – они удивительно требовательнее и тщательнее относятся к мелочам. То есть, у нас могут всегда искать обходной путь. Там если заказчик задумал что-то, то он требует, чтобы продукт работал точно по его требованию, и они говорят, – будь добр делать именно так и решить поставленную задачу точно по их требованию. Любая заявленная функция должна работать. Вот приблизительно так.
– Кстати, Вы можете получить гражданство в Германии, да?
– Нет, как предприниматель, нет, это сложно и дорого.
– По маме.
– Когда то у меня были попытки, сразу не получилось, но потом я понял, что это не мое. Паровоз ушел. Постоянно в Германии может и замечательно, но для других. То есть, там не та ментальность, понимаете? Скорее надо стремится стать человеком мира, а не человеком Германии. Это нормально когда люди работают в Германии, имеют гражданство Нидерландов (или России), проживают в Лондоне. Это пример реального человека мира, поляка Влодека Зельского – представителя DIGIGRAM. И это нормально. Прежде всего, надо получить экономическую свободу, остальное приложится.
– Радио стало основным направлением работы компании ТРАКТ. Как оно развивалось, интересен Ваш взгляд?
– Я не буду говорить о конкретных заказах или выстраивать хронологию, я могу рассказать об основных вехах и решениях реализованных в период «развитого» Радио. Я говорю так, потому что период с 1993 по 2001 или даже 2003 – был периодом ускоряющейся эволюции Радио, от аналоговой к цифровой технике. После начала применения (широко и практически) IP технологий в 2005 году, этот процесс завершился и стал переходить в качественные и разнообразные, совершенно новые формы. Мы уже не адаптировались к старому в технологии, а внедряли новое.
Визуализация.
В 2009 году мы совместно с ORAD показали на IBC систему VIDSUAL RADIO. Причем подошли к идее «показать» Радио, снабдить его картинкой, параллельно и независимо. Годом раньше, как только стало понятно, что экономически и технически становится возможным обеспечить интернет видеострим, мы разработали принципы, которые стали основой визуализации Радио. Радио первично – картинка, производная основной радиопрограммы; экономичность – бюджеты видеооснащения, должны ориентироваться на бюджеты Радио; максимальная автоматизация – только это даст возможность не увеличивать операционные расходы. Услышал – заинтересовался – посмотри. Первое радио, которое мы снабдили картинкой, была студия вещания на английском языке Голоса России, далее Весна FM и Восток FM, Европа Плюс, Радио СПОРТ, радио КОММЕРСАНТ, студия Радио России ВГТРК и т.д. Теперь визуализация в Радио – обычное явление.
Топология и технология современных радиостудий
В 2005 году мы, при поддержке ОКНО-ТВ, построили, пожалуй первый в России современный крупный коммерческий радиокомплекс. Это было Радио СИТИ ФМ и Релакс ФМ, принадлежащие Газпрому. Замечательный союз заказчика, в лице Генерального директора радио Михаила Эйдельмана и сотрудников ТРАКТа позволил создать топологию и технологические цепочки, которые стали основой всех будущих новостных радиостанций. По этому принципу нами были созданы – Бизнес ФМ, Вести ФМ в Киеве.
В отношении музыкально развлекательных радиостанций, знаковым решением стало создание радиокомплекса Весна ФМ, Восток ФМ Михаила Гуцириева. Студия Весны ФМ была распределена на три зоны: зона стола ведущего и гостей; свободная центральная зона музыкальных групп; зона гостей ток шоу. Студия поддерживалась классической аппратной и аппаратной записи и визуализации. Это решение стало классическим, для этого жанра студий.
Укрупнение радиохолдингов, когда на одной территории располагается большое количество радиостанций, потребовало найти решение оптимизации в размещении и в совместном использовании средств производства радиопрограмм. Решение и внедрение его на Украинском Медиа Холдинге (УМХ) владевшим тогда семью частотами и 200 сетевыми партнерами позволило найти много интересных решений. Виртуальные серверные решения, единая рекламная и новостийная служба, планирование загрузки производственных аппаратных. Эти решения мы с успехом применяем до сих пор.
Распределенное вещание
Разработанная еще в 2002 году технология Распределенной Базы Данных, со всей силой «выстрелила» в 2006 году, на проекте создания сети Дорожного Радио. Коротко, в чем суть технологии. Распределенная База Данных – РБД – позволяет хранить разнообразный контент: звуковые файлы, видео, тексты, метаданные, а также собственно расписания в неграниченном количестве. Агенты базы, это такие приложения, которые по определенным критериям могут брать из различных категорий базы, контент и передавать в другую категорию или базу. Это с одной стороны. С другой стороны, музыкальные радиостанции в своих программах повторяют ежедневно как минимум 60% своего контента: песен, джинглов и т.п. Зачем передавать каждый раз одно и тоже в потоке, когда можно формировать поток на месте (около передатчика) дополняя его новыми элементами. Т.е. подкачивать на устройство вещания только то, что не достает, дельту, а вместе с этим материалом инструкцию, что и как играть. Я называю это «дельта вещанием». На этой философии была построена сеть дорожного радио, позволившая радикально сократить трафик, управлять расписаниями и таргетированной (локальной) вставкой рекламы. Успех Дорожного Радио во многом обусловлен этой технологией, которую мы разработали совместно с Директором Дорожки, креативным энтузиастом Радио Андреем Даниловым. Сейчас эта технология стала нормой. Самым крупным, реализованным нами по этой технологии проектом, стало Радио торговой сети «Связной» – более 3 000 торговых точек связного управляются из одного радиоцентра.
Радио крупных масштабов
С 2009 года, нам повезло реализовывать один из самых крупных наших проектов – радиокомплекс Голоса России на Пятницкой. 3 000 сотрудников, 48 языков вещания и огромное количество редакций, потребовали выработать много совершенно новых технологических решений. Целый год пришлось уделить вопросам оптимизации доступа и возможности оперативного распределённого использования базы данных, вопросам администрирования и разграничения прав доступа, создания сервера – аппаратный многопрограммного вещания (АМПВ) с централизованным управлением. Результатом трехлетней работы стал уникальный комплекс на Пятницкой с унифицированными аппаратными вещания и производства, с планированием их совместного использования, аппаратные многопрограммного вещания, три News Room по 200 унифицированных (монтаж, монтаж-запись, речевая кабина) рабочих мест. Все это работало как единой целое совместно по IP технологии с созданными по нашей технологии корпунктами в Вашингтоне, Стамбуле, Берлине и Лондон.
Следующим огромным холдингом стал холдинг ВГТРК (Радио России, Маяк, Вести ФМ). В соответствии с президентской программой перехода на цифровое вещание с 2010 года мы начали переоснащать все филиалы ВГТРК, а их 86! Этой работе предшествовала выработка единой технологии и принципов работы филиалов. Разработаны технической дирекцией унифицированные узлы, аппаратные и студии. Я не буду перечислять всего, но очень много оригинальных и эксклюзивных решений применено в этом проекте. Решение серверов врезки; мултиформатной КРА с программой Матрица; система технического мониторинга и управления из центра; разработанные специально блоки журналиста и многое, многое другое. В этом году проект заканчивается, сейчас мы переводим весь Московский АСК Радио на программное обеспечение DIGISPOT II, до этого Радио России и Вести ФМ, работали на DALET. Т.о. можно сказать, что в настоящее время все государственное радиовещание России работает на отечественном программном обеспечении DIGISPOT II. ВГТРК, МИА Россия Сегодня (Голос России), МТРК МИР, Радио ЗВЕЗДА, ОРФЕЙ. Это несомненно успех и ставит нашу систему автоматизации радио DIGISPOT II в один ряд с ведущими системами автоматизации Радио мира.
Такие полнофункциональные системы автоматизации как DIGISPOT избыточны для музыкальных радиостанций. Там иначе и вообще проще. Рабочий процесс музыкальной радиостанции довольно предопределен – музыкальная ротация, рекламный трафик и play-out. Вот три кита, собственно говоря. А здесь и News Room, и архивы разной глубины, и производство длинных передач, возможность одновременной работы большого количества людей, администрирование, контроль и так далее, и так далее. Таких софтов в мире единицы. Естественно у нашего ПО есть версии для музыкальных форматов, урезать – не добавлять.
– Ваш софт, Вы говорите Ваш софт. Он частично Ваш или полностью?
– Полностью. Да, наши немецкие партнеры, особенно Рудигер Барт немного структурировали систему, привнесли некоторые идеи и поставили определенные технологической задачи. Но разработка и основные идеи наши.
– Ваша компания занимается только разработкой программ и, насколько я знаю, вы разрабатываете и аппаратные средства, железо, так сказать?
– Наша компания стоит на «трех китах» и все это сильно взаимосвязано. Эти киты – программное обеспечение для радио и ТВ, разработка и производство блоков и устройств для радио и ТВ, работы по системной интеграции в радио (технология, проектирование, оснащение и внедрение). Софт, железо и системная интеграция. Сейчас я взял курс и хочу переориентировать компанию только на разработку ПО и железа, оставив сильную группу по проектированию и консалтингу в радио. Ситуация когда мы сами производим и сами продаем и инсталлируем в составе систем работала на этапе отсутствия конкуренции и становлении рынка, сейчас такая ситуация делает нас конкурентами самим себе и не дает возможность создавать дилерские сети для нашей продукции. Для любого дилера нашей продукции, мы конкуренты если продаем сами или интегрируем, причем обладая неограниченной возможностью варьировать ценой, часто непобедимые конкуренты. Поэтому для компании сейчас главное собственная продукция и поднятие ее статуса, востребованности и популярности.
Железо мы делали, делаем и будем наращивать разработку нового и его производства.
– А какие «железные» разработки вы считаете наиболее удачными?
– Вы знаете, наши первые разработки были очень наукоемкие – это карты ввода/вывода звук с различными интерфейсами. В конце девяностых мы отошли от этого, не выдержали конкуренции с западными производителями. Мы стали производить линейку оборудования которую нельзя назвать «ноу хау», но которая необходима для системной интеграции в Радио, облегчает и оптимизирует построение и эксплуатацию комплексов. Из наиболее удачных, я считаю блок журналиста ТР 802, много сотен изделий эксплуатируются в радиостанциях России и мира (аналог его производит EELA AUDIO).
Это семейство оборудование серии Е – набор европлат (усилители входные и выходные, индикаторы уровня, коммутаторы и т.п.) позволяющий строить КРА (Коммутационно Распределительные Аппаратные) любого масштаба. Интересна и даже анекдотично история создания серии Е. Заказчик хотел купить импортное оборудование EELA AUDIO, но совместимое с нашим ПО и с некоторыми аппаратными доработками. Стоимость заказа была предельно мала. Мы принимаем решение самим провести разработку всех блоков и выдать эти блоки за импортные. Так и сделали, вся маркировка надписи были английскими и с соответствующими индексами (например Е812 – для усилителя), прошла поставка и запуск комплекса. Заказчик был в восторге от решения, после этого мы «раскрыли карты» и вернули ситуацию в честное русло. Заказчик посмеялся и остался доволен, мы получили продукт который потом стал очень популярен. Это 1998 год, время бизнес романтики, доверия и больших возможностей.
Пульты диктора, блоки управления табло и сами табло, различные патч-панели – это недорогие, но очень популярные изделия.
После начала санкционного давления на Россию и появившегося официального курса на импортозамещения, открылись новые возможности. ВГТРК стало оказывать предпочтение закупкам отечественного оборудования, естественно при условии не худших, чем у аналогов функциям и качеству. Я очень благодарен смелости их технического руководства. Мы разработали и поставили на ВГТРК более 600 измерителей громкости (не уровня, а громкости), телевизионную служебную связь СИНАПС полностью на IP технологии, она работает в 16 филиалах. Эти изделия стали покупать частные предприятия.
Движение по пути импортозамещения могло бы быть гораздо эффективнее если бы уровень доверия государства к фирмам разработчикам аналогичным ТРАКТу был бы выше. Также сильно мешает отсутствие нормальных механизмов инвестирования, все не прозрачно и забюрократизировано, все это связано с доверием. Понимаете, чем выше доверие, тем быстрее и легче работать, без доверия в конечном итоге ничего не бывает, а у нас доверие государство практически равно нулю, вот и темпы черепашьи.
Мы разрабатывали микшерские пульты, но это были совместные разработки. В этом году мы выпустили полностью нами разработанный микшерский пульт, который я считаю является достойным и креативным продуктом для мирового рынка. Малый пульт SYNERGY MINI.
– Как Вы назвали?
– Синержи. Объединивший в себе все.
– Синергия …
– Концепция пульта, философия которую я в него заложил – долой атавизмы… Мы в цифровой революции сейчас …Совершенно поменялась среда и механические (электронные) источники звука. Задайте вопрос как часто и где вы используете в настоящее время аналогвые или AES источники звука, особенно на новых радио, и ответ будет найти сложно. Так зачем же тратить деньги на их имплементацию в пульт. Микрофон и наушники, вот единственный «природный» источник и приемник звук, все ушло в IP.
Возможен ли пульт сейчас без компьютера? Возможна ли радиостудия без компьютера? Нет. Он стал ее непременной составляющей. Вот связка. Пропал компьютер, вещать нечем, кроме микрофонов. Без подложки, безо всего. То есть пульт и компьютер стали единое целое. Значит можно распределить между ними вычислительные мощности? Значит можно делегировать права? Значит плей-оут можно сделать комбинированным с пультом. Вот эта философия заложена в этот пульт. Она довольно прогрессивная, «глубокая интеграция» – это наш термин, микшера и системы автоматизации.
И этот пульт заинтересовал всех. Демо образцы купил крупнейший китайский интегратор и отзывы положительные. Дилеры из Испании и Латинской Америки заинтересовались на IBC этим продуктом и от них поступил заказ на демо образцы. Даст бог пойдет.
– Это вот на последнем, да?
– Да, на последнем.
Радиомикшер SYNERGY MINI – это эффектная и доступная визитная карточка бренда ТРАКТ и DIGISPOT. Я надеюсь, это поможет начать реальное продвижение на глобальный рынок. Мы прикладываем много усилий в этом направлении. Нами создан DIGISPOT ALLIANCE, куда вошел ТРАКТ, голландская компания EELA AUDIO и немецкая DIGISPOT SYSTEMS GmBH. Альянс пока медленно, но продвигает наше ПО в Европе.
За последние годы мы сделали много усилий по расширению рынка. Мы открыли филиал в Новосибирске ТРАКТ СИБИРЬ, им руководит Андрей Бурцев. Филиал в Астане, ныне Нур-Султане, им руководит Ернур Касабеков, бывший технический директор медиа центра, замечательный романтик от радио и ТВ. Поддержали открытие ТРАКТ МЕДИА в Минске, где работают фанаты и энтузиасты радио Виталий Рачковский и Андрей Назаров.
Мы что-то говорим исключительно про работу, а как у вас на личном фронте?
Я немножко про семью рассказывал, про старшую дочь – Олимпийскую. Ей сейчас 39 лет. Она живет в Петербурге, сейчас у меня есть внук, Костик, ему 10 лет, почему Костик, ясно. Хороший парнишка, хорошо учится, профессионально плавает, все нормально. Частенько бывает у нас.
– У Вас же папа поменял имя.
– Да, интересно. Фактически три Костика.
– То есть получается отец назвал своего сына в свою честь, а ваша дочь в честь Вас?
– Да, но это ее решение. В 1991 году я женился, на этот раз надолго, уверен навсегда. У меня жена, Юлия, она существенно младше меня, из Петербурга, тоже с института Попова. Какое-то время она работала со мной в ТРАКТе, потом после рождения сына все отдала семье. То, что у меня кое-что получается, это ее заслуга. Половина моего успеха – это ее успех. И это очень важно.
– От второго брака есть дети?
– У меня с Юлей двое детей. Старший, Герман, он 1991-го года рождения и Аделина 2001 г. Что то все дети у меня с интервалом в 10 лет рождаются.
О Германе. Он закончил Академию русского балета имени А.Я. Вагановой, работал в труппе Мариинском театре. Два года назад закончил Санкт-Петербургскую консерваторию им. Римского-Корсакова по специальности режиссер-постановщик балета. Танцевальную карьеру продолжает, много гастролирует. Сейчас он на гастролях в Норвегии, потом Ирландия. Танцует сольные партии пока еще.
– Почему пока еще, 29 лет … или это уже …
– Артист балета – сложная профессия, реально – единицы танцуют до 40 лет. Исключение, супер звезды до 45-50 лет. Реально, балетная карьера заканчивается в 30-35 лет.
– На Ваш взгляд, у него есть организаторские способности, чтобы потом реализовать себя?
– Это вопрос не простой для артистов балета, и Герман не даром получил вторую специальность режиссера. Трудоустройство после окончания балетной карьеры – болезненный вопрос. С администрированием и бюрократией у Германа неважно, как только дело касается бюрократии, или ей подобного, он называет это все одним словом «снилс». Как то, в начале карьеры, у него попросили страховое свидетельство и он долго вспоминал это странное слово «снилс». Знаете честно говоря, для нормального человека эти аббревиатуры и наши термины СНИЛС, НДФЛ, ИНН, ЕГРЮЛ – нечто противоестественное, нежизненное и наносное. Но мы продукт цивилизации и бюрократии, ее производной. Он творческий человек, он очень далек от этого дела. Но если говорить об организаторских творческих способностях, собрать коллектив, поговорить с людьми и зажечь их, сопоставить музыку и движение, вот в этом направлении он безусловно силен. Он никогда не будет администратором. Реальные жизненные и человеческие отношения интересуют его гораздо больше, а это важно для человека творческой профессии, тем более режиссера. Надеюсь ему повезет.
А второй, вернее третий, ребенок?
Через 10 лет после Германа, в 2001 году родилась у меня дочка – Аделина. Совершенная противоположность сына. Он такой творческий, легкомысленный, летающий в облаках. Аделина – гений самоорганизации и планирования. В этом году она закончила 30-й физико-математический лицей СПБ, питерцы знают, что это такое, и поступила в Государственный Университет СПб – СПБГУ, на физфак, на общую физику. Она уже занимается репетиторством, иногда заменяет учителей на в тридцатке, принимает зачеты. Закончила музыкальную школу по классу фортепиано, чтобы не терять навыки учится сейчас игре на органе, занимается верховой ездой, причем все это сама. У нее четкие установки. Она хочет сама зарабатывать, она учится, поступила в театральную студию при СПБГУ. То есть у нее самоорганизация на высочайшем уровне. Ее кредо – не терять ни минуты. Вот такая дочка.
– Она у Вас кремень …
– Да. Ее в школе называли Эльвира Набиулина. Она такая же в очочках. Такая же ученая и такая же строгая.
Вот такая замечательная семья, в которой я живу и основа ее моя жена Юля, которая отдала всю себя семье и собственно говоря, пожертвовала своей карьерой ради моей.
– Есть ради чего.
– Да. Вырастила хороших детей. Самое большое счастье в жизни, это мирная домашняя беседа со своими детьми. И я пришел к этому. Да, можно и нужно любить искусство, можно получать от него наслаждение. Хобби, спорт, природа – все важно. Но вот, беседа в семейном кругу, когда все вместе и дети присутствуют, и когда у тебя нет с ними большого антагонизма, вот это самое большое удовольствие в жизни.
На втором месте дружба. У меня не очень много друзей, но есть один давний и главный, и я это очень ценю. Нашей дружбе около 50 лет и она прошла все испытания – огнем, водой и медными трубами. Пусть не обижаются остальные мои друзья. –
– Отлично. Я даже не знаю. Добавим вопрос про хобби? Увлечения, если есть…
– Ну можно … ну вы знаете, такой вопрос вроде понятный, но для меня сложный. А вообще что лукавить, хобби у меня нет. В последнее время я заметил, что работа – это мое единственное хобби и это очень плохо. Работа переросла в увлечение и лишила возможности увлечься чем то иным.
Поэтому когда я задумываюсь о возрасте, о том, что не все так получается как раньше, я понимаю, что «якорей» то особо и нет. Я директор уже 23 года, это очень много, хочешь не хочешь, а обязанность постоянно принимать решения, перерастает в привычку решать все и за всех, появляется такой синдром безупречности, а я этого не хочу. И пока это понимаю, надо готовить смену – иначе жизнь сама сменит тебя. Я конечно на фирмe сейчас всячески выстраиваю передачу эстафеты, даже цель у меня есть где-то года два-три, может чуть больше – главное не засидеться, не стать помехой, сам того не понимая. Вот тут бы хобби и пригодилось бы.
– Почему? Вам 65 в этом году?
– Да и это немало. Мне надо переходить в другое качество, но это очень трудно и объективно и субъективно. Смена поколений, делегирование прав, передача влияния и так далее. Я это делаю постоянно, и мне это отчасти удается. Выращены в Тракте достаточно серьезные ребята, которые могут подхватить эстафету, которые могут пойти дальше. Но, все таки, центром принятия решений, центром всего, пока еще остаюсь я. И это становится отчасти неправильным. Будущее – это время постоянных перемен, а опыт важен, но консервативен. Но не так пессимистично, еще повоюем!
– Ну это неизбежно.<
– Да, это неизбежный процесс.
– А не думали ли Вы о том, что может быть привлечь какого-то инвестора, либо продать бизнес.
– Вы понимаете, я объясню Вам эту ситуацию. Когда компания сильно завязана на людей, когда основной ее потенциал, это мозги этих людей, а также сложившаяся корпоративная культура, определяющая все мотивации. Таким образом, если, что то менять, а это неизбежно при продаже, то теряется и мотивация у определенных людей и фирма тут же перестает существовать, как таковая. Поэтому, если говорить о капитализации нашей фирмы, это сложный вопрос. А сколько же она стоит без этих людей, без этой корпоративной культуры, без этих отношений. Потому что в фирме есть люди, и их много, чуть ли не тридцать процентов, которые нигде больше не работали кроме как в ТРАКТе, а фирме, начиная с 91-го года, почти 30 лет. Это уже поколение целое. Чуть больше. Вы понимаете, насколько это ответственно. Как это продать? Вообще после социализма у нас только появляется культура частного предпринимательства, не виртуально назначенного государственного, а реально частного и мы определенный ее зачаток. Я думаю следующее поколение ТРАКТовцев, сделает из нашей креативной, нженерной фирмы-хобби, фирму для бизнеса. Вот тогда поговорим о продаже, или сами будем использовать.
Спасибо большое вашему журналу за возможность высказаться, даже больше чем высказаться, пооткровенничать. Раз уж вышел такой обзор меня, моего профессионального пути, пути моей и нашей компании ТРАКТ, я бы хотел высказать благодарность моим коллегам и нашим партнерам, без которых ничего этого не вышло бы.
Хельмут Портеле и Игорь Бабенко – поддержали становление ТРАКта. Питер Болен – глава EELA AUDIO, показал нам, как строят бизнес в Радио. Рудигер Барт – полностью открыл тайны автоматизации радиопроцессов. Мои коллеги – наш скрупулезный Коммерческий директор Ляхов Павел (его знают все радиовещатели в России), гуру программирования и отец DIGISPOT II Алексей Хаханов, моя правая рука и настоящий современный руководитель Алексей Попов, некоторых я упомянул выше, это те люди без которых не было бы ТРАКТа, да и радио в России безусловно было бы, но было бы другим. Спасибо Вам.
– Чтобы Вы хотели сказать напоследок?
– Все таки Ваш журнал профессиональный и хотя интервью затрагивает много личного, я хочу сказать о фирме и Радио. ТРАКТ, и этого уже не отнять, определенная эпоха в жизни отечественного радиовещание, мы эволюционировали от аналога в цифру в девяностых и создали практически стандарт отрасли в двухтысячные. Жалко, что время классического радио заканчивается, через лет пять мы точно не узнаем отрасль. Интерактивные мобильные средства доставки (G5, G6); сложные алгоритмы, предвестники искусственного интеллекта; обилие контента и доступ к нему – сделают радиотехнологии неузнаваемыми. Но Радио – как аудио информация, фоновая и предопределенная под вас – будет вечно.
