Владимир Куземко, ЛЭС: Моё любимое детище – пульт КР-166

Интервью с Владимиром Куземко, генеральным директором ООО «ЛЭС-ТВ».

– Когда и в какой семье Вы родились?

Я родился в 1963 году во Львове, в русско-украинской семье научных работников. Родители у меня геологи, они работали по всей стране, больше всего в Забайкалье и на Тянь-Шане. Я оставался с бабушками, а потом, лет с 12-ти, уже ездил с родителями.

– В школу пошли во Львове?

К моим школьным годам отец уже преподавал геологию в Алжире, где СССР готовил местных специалистов. Поэтому в первый класс я пошёл там. Мы три года прожили в Алжире, у меня осталась масса очень приятных впечатлений.

– Легко было продолжать учёбу на родине?

Львовская школа, в которую я перевёлся потом, была из приличных, с изучением французского языка. Окончил я школу в 1979 году торжественно, с золотой медалью. В 10 классе победил сразу на трёх городских олимпиадах по моим любимым предметам – химии, физике, математике, заняв все первые места. На республиканской по физике я вышел вторым, на всесоюзной – третьим.

– Кружки какой направленности посещали?

На них уже не оставалось времени. Я занимался электроникой и химией дома. Родители по складу скорее гуманитарии, и на мои увлечения они смотрели с изумлением. Класса с 8 свободное время вообще закончилось. Неправильно, конечно, но я всю жизнь в таком ритме.

– Где продолжили обучение?

С 8 класса я занимался в заочной физико-технической школе, после которой без сомнений пошёл в МФТИ (Московский Физико-Технический Институт).

– А почему не в МГУ?

Образ МГУ ассоциировался у меня с некоторым снобизмом. Там работали мои московские родственники. МФТИ ближе к «железу». Физтех тогда очень правильно строил политику привлечения студентов к практической работе. С 3 курса ты начинаешь работать в реальной научной среде, в отраслевом НИИ. Оклад – полставки, сначала ты работаешь один день в неделю, на 4 курсе 2 дня, а на 6 уже с полной загрузкой. Там проводили настоящие исследования, которые заканчивались научными статьями, и с самыми современными на тот момент научными приборами. Например, лазер, к разработке которого я имел отношение, потом применялся для диагностики плазмы в ТОКАМАКе.

– Факультет? 

Я учился на факультете физической квантовой электроники, занимался лазерами, их электронной и математической составляющими. Окончил институт с красным дипломом.

– Пошли в аспирантуру?

В аспирантуру я пошёл больше для того, чтобы собраться с мыслями. В конце я даже не стал защищаться, хотя диссертацию написал. Я полностью погрузился и работал в НИИ «Полюс», ведущем институте лазерных систем.

– Как встретили 90-е?

Появились Центры научно-технического творчества молодёжи (НТТМы), зарабатывать гражданам уже разрешили. Я придумал первый в стране планшет с магнитным карандашом, которым можно набирать текст, работать с программами, но поскольку всё стремительно рушилось, никому это было не нужно, тем более во Львове, куда я должен был уехать по распределению.

У меня также есть серебряная медаль ВДНХ за первый советский пульсоксиметр. Тогда он назывался оксигемометр и представлял собой большой ящик. Такой аппарат необходим для больниц в тех случаях, когда важно снабжать сердце кислородом строго на определённом уровне. Потом это тоже рухнуло, но я получил опыт.

– Остались в Москве?

Просто так остаться в Москве я не мог из-за отсутствия прописки. Я ушёл работать в подмосковное отделение ФИАНа – Физического Института Академии Наук. Там собиралась группа, с которой мы потом уехали в Германию.

– Как оказались в Германии?

Руководитель нашей группы придумал красивую идею и запатентовал её в Германии – способ тестирования печатных плат при производстве. Тут уже рушилось всё совсем, начинались самые мохнатые девяностые, и мы уехали на три года в Германию. Наш руководитель зарегистрировал патент вместе с руководителем фирмы ATG GmbH, а тот пригласил нас по научному обмену. Я выучил немецкий язык, хотя общались мы на английском. Он у меня был хорошо поставлен ещё в Физтехе. Мы сделали всё, что нужно, и вернулись.

– Какой проект вели в Германии?

Автоматизированный источник высоковольтного питания для систем тестирования электропроводки для электропоездов и автомобильных жгутов. Когда заказчик увидел, как наша одноплатная микропроцессорная система управления продолжает работать, не зависая, при том, что высоковольтный разряд бьёт в край платы, он восхитился и сказал, что всю историю фирмы мечтал о такой степени надежности.

– Что было дальше?

В первый же день дома я включил телевизор и увидел, как танки стреляют по Белому дому. Тогда возник выбор – или ехать обратно в уютную Германию, но фактически гастарбайтером, или заняться здесь «выращиванием цветов на голом асфальте». Мы так называли попытку бизнес-деятельности в России, потому что по сравнению с Германией, в стране, куда я вернулся, не было ничего.

– К чему склонились?

Я выбрал второе, поняв, что можно созидать и тут, с чистого листа. Меня влёк московский адреналин в противовес бюргерской жизни. И я сформулировал экстенсивный принцип, который кормил нас много лет: попробуй взять любое западное изделие и, сделав его здесь, здесь же продавать. В то время на пустом рынке мы могли предлагать любую идею. И как раз тогда мои однокурсники организовали ЛЭС, самую первую контору, которая решилась попробовать что-то делать для ТВ.

– Каков был первый шаг, как произошла организация этого бизнеса?

Я просто влился в существующую компанию из троих ребят. Один из наших товарищей вышел на директора кабельной студии ЮЗАО Владимира Назюту. Мы приехали в эту студию и, глядя на их «самопал» в подвале, решили сделать им коммутатор. Это и стало первым нашим серьезным изделием. Немецкий опыт показал мне, как можно легко и эффективно работать. Вроде бы ничего принципиально нового в Германии я не узнал, но увидел, что можно самому что-то создать руками. Советское воспитание такого не давало, оно говорило, что нужно ходить на работу и делать то, что скажет начальник. А мой самостоятельный проект, который я сделал в Германии с полной свободой действий, меня вдохновил.

– Как расшифровывается ЛЭС?

Мы начали ещё в ФИАНЕ как производители медоборудования. Когда попробовали встать на коммерческие рельсы, открыли кооператив «Лабораторные Электронные Системы», сокращённо – ЛЭС. И впоследствии  продолжили под этим названием работу с ТВ.

– Как появилась телевизионная тема в жизни?

Склонность к телевидению оказалась заложена во мне с детства. Я впервые побывал на Останкинской башне ещё совсем маленьким, когда её только построили – по-моему, в 68-м году мы с родителями приезжали её посмотреть, поднимались наверх в ещё строящуюся башню, потом ходили по студиям телецентра. И я запомнил, что телевидение – это интересно.

– А в какое время определили, что телевизионное оборудование – это главное стратегическое направление?

Мы начали развивать тему коммутаторов. Однажды нас привезли в Останкино и поставили задачу: разработать и поставить в весьма сжатые сроки комплекс приёма, коррекции, контроля и коммутации всех эфирных сигналов для подачи на создаваемый тогда «Комкор». Я пришёл в кабинет к товарищу Мисюлину, директору телебашни, и он по-советски внушительно на меня кричал, чтобы мы всё сделали как надо. Помню до сих пор: Красное знамя в кабинете, бюст Ленина, старый начальник, топающий ногами, и я на краешке стола подписываю договор на $85 тыс, сумму для нас тогда совершенно запредельную.

– Не было неуверенности перед таким заказом?

Мне всё это было интересно как робинзонада. Мы успели выполнить задачу за 3 месяца, и до конца аналогового ТВ наше оборудование проработало, не выключаясь – с1994 до 2019 год. Ещё из «Полюса» мы принесли высокие стандарты надёжности и защиты от помех. Это принципы проектирования, которые мы воспроизводим во всех наших изделиях. Если магнитофон Sony мог «зависнуть» при подключении незаземлённого монитора, то наш коммутатор работал как топор.

– Что было дальше, как развивались?

Каждый шаг казался случайным, как везение. Например, однажды позвонил начальник одного технического подразделения Центробанка. Я приехал к нему демонстрировать наше изделие. Выглядело это так. Мне показывают изображение с камер наблюдения: машина заезжает в ворота. Я включаю между монитором и линией наш корректор и начинаю крутить ручки. Поначалу у автомобиля вместо смазанной полоски появляется читаемый номер. Я кручу ручки дальше – и серое пятно внизу становится лужей, на которой видны капли. Когда этот человек увидел работу нашей коробки, он просто сказал «Берем!» И одним росчерком пера подписал договор на много лет вперёд – 5 лет мы получали прибыль, и во всех филиалах ЦБ по стране стояли наши «корзины» с этими корректорами.

– Как пережили дефолт?

Тяжело. ТНТ долго нам не платили, а потом вдруг перечислили самую большую в тот год сумму за день до дефолта. Контракт мы отработали, но себе в минус, а что делать. Упёрлись и продолжили. Но у нас многое уже находилось на складе. Такое случалось и раньше, когда ты зажат в тиски договором или некими обстоятельствами. Приходится выдохнуть, успокоиться и работать.

– У ЛЭС репутация «бутика». Почему не попытались сделать «супермаркет»?

На самом деле я много раз пытался это объяснить себе. Думаю, причина в том, что я, прежде всего, инженер, а не предприниматель. У меня свои психологические ограничения, – мне больше интересен сам процесс. Я хочу узнать новое, разработать новый проект, освоить новый рынок, но с технической стороны. А осваивать его как коммерсант должен кто-то другой. Но в нашей структуре ни один коммерсант пока не ужился. Это не очень хорошо, но это так.

– Что Вы считаете самым лучшим продуктом?

Наверное, моё любимое детище – пульт КР-166. Это одно из немногих изделий, которых ни у кого не было. В 94 или 95 году со мной связался технический директор «Сургутинформ ТВ» Игорь Ярош. Он рассказал, что на эфирах у него куча оборудования и нужно придумать способ объединить управление, чтобы не случалось накладок от человеческого фактора. Как всегда, мы уверенно взялись за дело с чистого листа. Мы с ним сели и придумал красивое решение. Мы создали самый первый пульт такого рода, в котором большая часть операций автоматизирована; выдать новость или ролик с магнитофона – одно-два нажатия. Я поставил его в трёх десятках городов.

– И снова «неубиваемый» аппарат?

Этот пульт проработал до 2010 годов, когда «Сургутинформ ТВ» принципиально меняло всё «железо». Я приехал и увидел, что даже кнопки на нём уже протёрлись, как бывает на игровых клавиатурах, до дыр. А он работает. Фантастика! Когда ты видишь своё железо действующим уже в комплексе, и людям оно нравится, ты счастлив. Оценка заказчика, понимание того, что мы сделали хорошую штуку, даёт самое большое удовлетворение.

– Что считаете самым главным своим достижением?

То, что мы выжили, до сих пор живы и более-менее устойчивы. Десятки фирм начинали вместе с нами на этом рынке. Динозавров вроде нас почти не осталось. Как ни печально звучит, но выживание в быстро меняющихся условиях – это самое большое наше достижение. По крайней мере это хороший признак правильного баланса в отношениях к заказчикам, их интересам, и к интересам развития предприятия.

– Когда появилась семья, и как сложилась жизнь вне работы?

В 20 лет я женился первый раз. В первом браке трое детей, во втором двое. Вкладываюсь в их образование, хотя понимаю, что усилия родителей по направлению детей в каком-то направлении бесполезны, даже если тебе кажется, что ты знаешь, куда твой ребёнок должен двигаться. Мои пятеро детей все разные, и в каждом есть что-то абсолютно своё. Да и сам я удивлял родителей своими необычными техническими устремлениями.

– Чем занимаетесь помимо работы?

Раньше были и походы, и байдарки, и высший пилотаж. Но с возрастом приходит душевная умеренность и жажда адреналина уже не такая сильная. А когда у тебя появляются дети, меняются жизненные ценности, и в первую очередь ты понимаешь ценность самой жизни.