Интервью с Алексеем Поповым, заместителем генерального директора компании «Тракт».

– В какой семье родились, чем занимались Ваши родители?

Родился в 1980 году в городе Пушкин, пригороде Ленинграда. Родители – инженеры. Мама занималась разработкой программ, работала в объединении «Ленинец». Она – математик-программист. А папа инженер-электронщик – создавал оборудование для подлодок, различные эхолоты и тому подобное.

– То есть, Вы прирожденный инженер?

Да, паять я научился едва ли не раньше, чем писать. Но я, скорее, считаю себя разработчиком. Мне больше нравится это слово.

– Вы один в семье?

Нет, у меня есть младший брат.

– Он тоже пошёл по вашим стопам?

И да, и нет. Он инженер, но не разработчик. Сетевой техник.

– Как учились в школе?

Я учился в двух школах. В первой был почти отличником, но в старших классах меня перевели. В новой школе мне не повезло с парой преподавателей, которые любили навешивать ярлыки. Это сказалось на оценках. В остальном всё было прекрасно, лучшее время. Так что я окончил школу без медалей, но с твёрдыми знаниями в области математики, астрономии и информатики.

– Родители способствовали Вашему интересу к будущей профессии?

Помню, мы с папой собирали схемы, и у нас зажигались лампочки. Отец, электронщик, спаял ZX-Spectrum, мой первый компьютер, как раз когда я пошел в школу. Шёл 1986 год, мне было 6 лет, я поступил в «нулёвку». Родители подарили книгу по программированию на языке бейсик. Свою первую программу я написал в 6 лет. Так что да, всё, так или иначе, мне привито. Если класса до 8 я активно проводил время во дворе с друзьями, то, когда дома появился первый ПК 386, я ушёл в компьютерную субкультуру того времени – фидонет, BBS. Интересное время.

– Какие посещали кружки помимо того, что Вы занимались программированием дома?

Меня отдали в музыкальную школу, я окончил её по классу флейты. И я сейчас иногда играю для себя. Если говорить о спорте, то тогда пользовались популярностью восточные единоборства, поэтому я занимался карате, а позже перешёл на пауэрлифтинг, или как говорили в те времена – «качалку». А в первой школе мне очень повезло с классным руководителем – она увлекалась спортивным туризмом, ходила в горы, всю страну обошла: от Калининграда до Дальнего Востока. Она постоянно брала нас в разные геологические экспедиции. Потом, уже с другим преподавателем, я ходил в археологические. Люблю леса, реки и горы по сей день.

– А куда ездили в археологические экспедиции?

В Смоленскую область. Мы раскапывали стоянки древних людей. Ты зарываешься в грунт на два-три метра и добываешь все эти каменные нуклеусы и отщепы. Так как тогда жили собиратели и охотники, нам в основном попадались примитивные орудия труда – наконечники стрел, разные скребки.

– Как вообще находят эти стоянки?

Точно не знаю. Но именно в этом месте копали уже не первый год. Археологи нащупали, что здесь когда-то жили люди. А мы, как школьники, были на подхвате. В один год исследовался один холм, в другой – следующий. Выбирают раскоп 5 на 5 метров или 10 на 10 и роют вглубь.

– Как Вы выбирали ВУЗ?

Это решалось сложно. Я сдавал экзамены в ЛЭТИ – Ленинградский Электротехнический Институт, и ЛИТМО – Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики, ныне просто ИТМО. После СПбГУ (Санкт-Петербургский Государственный Университет) – это два первых технических вуза по рейтингу. Метил я, понятно, куда-то в программирование.

– Но в итоге не пошли туда?

Так получилось, что в том же году я удачно выступил на конференции от Юной Астрономической Школы – разработал программку, сделал доклад, отчитался, получил первое место. И мне вручили приглашение в СПГУ без вступительных экзаменов. Причём я заслужил уже второе поступление без экзаменов, потому что годом ранее на конкурсе по программированию наша команда попала в финал и заработала такое приглашение. Но поскольку я был ещё десятиклассником, то не подходил по возрасту. А вот на следующий год получилось зайти через астрономию. В итоге меня всё-таки убедили, что госуниверситет – это значительно лучше, чем ЛЭТИ или ЛИТМО, и я пошёл туда. Поступил в СПбГУ на математико-механический факультет (матмех).

– Как давалась учёба?

Поначалу, честно говоря, непросто. Школьная подготовка у меня был хорошая, физико-математический класс гимназии, а вот расположение у ВУЗа очень неудобное, в Петергофе. Первый семестр я пытался ездить на электричках, и выходило по два часа на дорогу в каждую сторону. Но, получив две тройки на первой сессии, я переехал в общежитие, и дальше всё пошло нормально. В среде альма-матер было проще готовиться: так как половина группы жила в общаге, ты просто заходил в соседнюю комнату и спрашивал то, что тебе непонятно. Совместные занятия дали свои плоды, учиться стало намного проще. А пока я один варился в собственном соку и пытался разбираться только по учебникам, шло тяжеловато.

– Была ли военная кафедра?

Да, я на ней отучился. После 4 курса мы ездили на сборы в военной части под Лугой. Мне даже нравилась эта кафедра, там попались очень весёлые преподаватели, военные офицеры. Моя специальность – автоматические системы управления войсками. Так как мы с матмеха, то нас туда и подтягивали. Мы решали всякие реально интересные задачки, плюс проходили строевую подготовку, изучали технику.

– Когда заработали свой первый рубль?

Наверное, по-настоящему, без помощи родителей, в конце первого курса. Я устроился на удалённую работу через знакомых. Так как я учился, мы договорились, что я приезжаю каждую неделю-две к ним в офис, они ставят задачу, я решаю её дома, возвращаюсь и сдаю. Я довольно долго у них работал, много лет. Потом появился интернет, электронная почта, ездить уже не требовалось. Моя первая зарплата – 100 долларов. Как сейчас помню: летом 98 года после первого курса я поехал и купил себе кроссовки.

– Видимо, как раз эти Ваши сто долларов и обрушили финансовый рынок.

Да, стали последней каплей.

– Окончили только университет или учились в аспирантуре?

Я пошёл в аспирантуру. Сдал кандидатский минимум, но до диссертации дело не дошло. Дальше возникла неопределённость. В те времена многие люди уезжали за рубеж. Например, в моей группе из 20 человек на старте 1997 года до диплома дошло 10, из них в профессии осталось трое-четверо. Никто вообще тогда не понимал, зачем нужно это государство, и что тут делать.

 – А Вы что делали?

Учился и работал в двух местах, плюс ещё где-то «халтурил». Тёмные времена, хочешь жить – умей вертеться. Приходилось много трудиться, чтобы получать деньги и честно, и интересно. Я подрабатывал собственно программистом, также собирал компьютеры, серверы, что-то ремонтировал… А на первой работе я находился до 2007 года в удалённом режиме – за те же небольшие деньги решал небольшие задачи, поддерживал старый код.

– Почему не уехали после получения диплома?

На тот момент меня держал интерес к моей работе, да и в целом жилось интересно. Не было стимула, ради чего всё бросать и уезжать. В общем, я уже завяз. Работал в «Тракте» и ещё в одной фирме, встречался с девушкой. Но у нас из группы три человека уехали за границу почти сразу.

– Какие у Вас отношения с наукой как таковой?

Я долго работал младшим научным сотрудником, занимался изучением кинематики местной системы звёзд и дальше – вращением Галактики. По сути, я определял параметры вращения галактики, строил математические модели, наилучшим образом описывающие кинематику Галактики. Продолжал решать задачки, писать статьи. В 2013-2014 годах в СПбГУ сократили аспирантов, кто так и не защитил диссертацию, меня в том числе. Так что сейчас продолжаю этим заниматься, но уже в качестве хобби. Последняя статья вышла в 2018 году.

– Как вы оказались в «Тракте»?

В 2001 году я случайно встретил в метро одноклассника. Он рассказал, что едет с собеседования, и что компания отличная, и люди, но он им не подходит, потому что нет нужной вакансии. Но они ищут программиста. Я решил попытать счастье, приехал, и меня взяли на работу. Так я и остался здесь на 20 лет.

– Как развивалась карьера в «Тракте»?

Когда я пришел, команда состояла из 5-6 программистов. Тогда еще не было системы автоматизации Digispot II, а было два приложения, которые мы разрабатывали – «Джинн» и «Трек-2». Но продукт рос, приложения слились в систему как на уровне исходных кодов, так и на уровне исполнения (из «Джина» можно было открывать на редактирование любой аудиофайл в «Треке»). Появлялось всё больше пользователей. При этом ни менеджеров по продажам, ни инженеров техподдержки, ни маркетологов у нас не было – на все вопросы отвечали программисты. Если поступал звонок, обращался клиент или предполагалось куда-то съездить, что-то показать, установить или запустить, этим занимались программисты. В какой-то момент таких запросов стало уже очень много. И так как у меня хорошо получалось общаться с людьми, я решил параллельно с программированием заниматься продажами, поддержкой и маркетингом. Я по жизни самоучка, так что это не было проблемой – учился сам, организовал систему продаж и техподдержки. К 2007 году я уже оставил разработку.

– «Тракт» можно назвать компанией, специализирующейся на инновационных разработках?

Да, конечно. Мы продуктовая компания. Каждый новый продукт – как маленький стартап. К 2016 году стало понятно, что и с разработкой надо что-то делать, потому что работали по старинке, а технологии ушли далеко вперёд. Поэтому в 2016 году с моей подачи мы начали внедрять SCRUM – одну из гибких методологий управления, набор практик и методик, которые позволяют организовать работу команды в целом. Внедрили успешно, чем я горжусь. Получил благодарность за это от Константина Шамильевича.

– После кончины прежнего руководителя Ваша позиция в ГК изменилась?

Мне пришлось взять на себя управление всей разработкой: если до 2021 года я занимался ПО, то есть руководил софтовой командой, то с весны прошлого года пришлось взять под управление инженеров-электронщиков и погрузиться в производство. Сейчас всё, что касается любой разработки в «Тракт» – моя зона ответственности. Создание приборов и программного обеспечения, их продвижение и продажи также на мне.

– Что Вы считаете главным достижением в «Тракте»?

На данный момент, конечно, внедрение SCRUM, перестройку работы софтовой команды. Разработка стала намного более управляемой, прозрачной, понятной, а до этого мы часто затруднялись назвать сроки, когда будет сделана та или иная доработка. После 2016 года удалось наладить эти процессы, понять, что сколько стоит на самом деле. С точки зрения менеджмента это прекрасно, да и с точки зрения заказчиков. А сейчас мне, можно сказать, предстоит совершить еще одну революцию – перестроить работу «железной» разработки и производства. Но эта история еще не закончилась, там еще много предстоит сделать.

– Вы сказали, что до сих пор занимаетесь задачами, которые ещё во время аспирантуры решали как хобби. Какие увлечения у Вас ещё есть?

Последние два года в моей жизни очень много спорта. В субботу я участвовал в заплыве на открытой воде на 2 км. В воскресенье прошло спортивное ориентирование. И так у меня почти каждые выходные. Постоянные тренировки и соревнования.

Что касается науки… Я творческий человек, для меня очень важно формулировать и решать задачи. На работе я имею дело больше с людьми, с ключевыми заказчиками, занимаюсь менеджментом, маркетингом. А творчески реализуюсь в основном дома. В науке слежу за событиями, близкими к теме диссертации: астрометрические фундаментальные каталоги, кинематика звезд и вращение Галактики. Недавно повторил старые вычисления на новых данных со спутника GAIA, готовлю к публикации статью. В 2014 году увлекся любительской астрономией, астрофото, выездами для наблюдения интересных событий, северных сияний. Под нужды любительской астрономии занимаюсь разработкой. Сделал систему управления телескопом, искусственную звезду для юстировки телескопов. Сейчас собираю камеру обзора полного неба, которая обычно ставится на крыше дома для мониторинга облачности. Скучно мне не бывает!