Интервью с Олегом Оглоблей, главным инженером системного интегратора Comtel Broadcast Solutions (Украина).

— Когда и где Вы родились, чем занимались Ваши родители?

Я родился 4 мая 1969 года в Киеве. Отец и мать рабочие. Без отношения к телевидению вообще. Отец был электриком-монтажником на заводе, мать на химическом предприятии обслуживала технику. 

— Как Вы учились в школе? Что Вам нравилось из предметов?

Школа для меня это страшный сон. Учился на средний балл 4,75 и постарался максимально быстро её забыть. У меня есть воспоминания об очень давнем детстве, а в школе воспоминаний никаких нет. Октябрёнок, пионер, комсомолец, точка. 

— К чему были склонности? Что Вы больше любите? 

Не могу сказать. Школу надо было просто закончить и всё. Дождался восьмого класса и с радостью ушёл. 

— И куда Вы пошли? 

В Киевский техникум электронных приборов, техникум относился к министерству среднего машиностроения. Факультет радио-аппаратостроения, на специальность конструктор радиоаппаратуры.

— Вступительные экзамены были? 

Конечно, да. Самый высокий конкурс на место в семинарии в Лавре – около 20 человек на место. На втором месте конкурс в ПТУ при заводе имени Антонова. А третий конкурс – у нас, 14 человек на место.

Это профессиональное образование, практика на предприятиях, а с 3 по 5 курс – практика. Мы учились пять лет, со второго курса уже был доступ к секретным документам. 

Я поступил в 1984 году. Вышел со специальностью “конструктор радиоаппаратуры”. 

— Вам нравилось учиться?

Велась серьёзная подготовка специалистов. Одно из самых сильных воспоминаний – жесточайший нормоконтроль. Сначала чертеж тушью на ватмане своими руками, если все сделано по ГОСТу, тогда принято. 

Мне нравилось учиться, остались тёплые воспоминания. Это всё по-настоящему, поездки на практику на Байконур на несколько месяцев, и в Киеве тоже хватало посмотреть, поучаствовать. Нас учили настоящему ремеслу.

— Вы окончили учебу до развала СССР? Служили?

Да, я служил три года на флоте, в Североморске, авианосец «Киев». Я хотел остаться служить, вступил в партию, чтобы использовать партийную линию как карьерный рост. Формально по советским меркам я мичман запаса. Авианосец должны были перегнать учебным кораблём на базу Черноморского флота, если бы не распад СССР.

— А какая воинская специальность у Вас? 

Артиллерийский радиометрист. Просидел за починкой станций три года.

— И Вы решили, что не остаетесь там? 

Формально контракт я подписал. Я остался бы на севере. Но если бы корабль перегнали в Чёрное море, было бы интересно. 

В Украине тогда прошёл референдум, командир всех собрал, он понимал, что все киевляне, а север России — не самое пригодное место для жизни. Предложил всем, кто хочет, вернуться домой. И на этом моя жизнь на флоте закончилась. 3 мая 1991 года я вернулся с корабля. 

Интересно отметить, что за 30 лет, которые я работаю, я нашёл трех человек, с которыми я служил в одно и то же время. Фактически мы пришли в одном призыве на корабль. Служили вместе, но не знали об этом. Технический директор «Интер» Денис Шелухин служил в одной боевой части со мной. Мы фактически спали на соседних койках кубриках. А я узнал об этом пару лет назад. Когда разговаривали, оказалось, что мы вместе служили в одно и то же время. Чудеса. 

Наш знаменитый оператор Виктор Кущ, который долгое время работал в студии ЦСДФ, снимал у нас на корабле фильмы. Я, по-моему, даже в кадр попадал. Нас выстраивали, говорили, сейчас будут снимать кино. Кто-то бегает с камерой, ты имитируешь деятельность…Потом тоже пересекались случайно. Как-то выпивали после съёмки, о чём-то говорили, и выяснили про этот фильм на нашем корабле. 

— Что Вы делали, когда вернулись на родину? 

Я начал работать тренером. В то время началась перестройка. Плавание — это возрастной вид спорта. Если ты к определённому сроку чего-то не достиг, то в принципе всё. А я с 1985 года я играл в бейсбол. Не в футбол же играть. Футбол — это спорт идиотов. Я вернулся в свою команду, у меня уже тогда была квалификация тренера, и занимался с детьми. 

— А в бейсболе Вы на какой позиции играли? 

Питчером. Мне было 22 года, понятия профессиональный спорт не было, давали какую-то копейку, чтобы от голода не умереть. Затем открыл справочник на странице телевидения и решил себя попробовать в этой сфере.

— Где Вы получили удостоверение как бейсболист? 

Существует такое понятие «Зимняя Лига» на Флориде. В Америке есть Little League, направление, популяризирующее бейсбол как вид спорта. Можно поучаствовать, разыгрывают до мирового чемпионата. Это бесплатный способ поучиться, получить комплект инвентаря, так как у нас ничего не производится. Тут традиция консервная банка на асфальте, вот этот футбол. Я ничего не имею против футбола как бизнеса, но футбол — это реально спорт идиотов. 

Нас пригласила диаспора, и мы поехали во Флориду. База была в Орландо. Посетили пять городов, учились играть. 

В Зимнюю Лигу собирают игроков разного уровня в квалификатор, от суперпрофессионалов до таких как мы. И там, именно из-за того, что очень-очень разные люди собираются, есть вариант научиться чему-то в оригинале. 

Мне понравился этот спорт. Я до сих пор играю с приятелями, если получается по времени. Я тренируюсь с командой «пенсионеров», играть не всегда могу из-за работы. Есть возможность, просто прихожу, тренируюсь и всё. 

— А как тренер Вы долго работаете? 

Я работал на телевидении и одновременно тренировал в ДСШ в Киеве. И довольно долго совмещал, до 1996 года. Из национальной телекомпании ушёл в коммерческое телевидение на вольные хлеба, и там уже совмещать не получалось. Я начал с ТЖК, с ПТС, где график сутки-двое. А когда перешёл в коммерческое телевидение, то времени оставалось только на основную работу. 

— Тренером Вы работали больше для удовольствия, правильно? 

Да, такая детско-юношеская история. Какое-то хобби должно быть у человека. Много бывших моих учеников открыли свои клубы, кто-то уехал играть в Америку.

— Вернемся к дальнейшему развитию вашей карьеры. Куда Вы пошли? На какое телевидение? Какую должность? 

У нас тогда был только Первый канал – НТКУ. В состав Национальной телекомпании Украины входили «Первый канал», «Второй канал», «Третий канал». Пять разных организаций в одном объединении. 

Позвонил по номеру из справочника, оказался технический департамент. Я поступил на должность выездного инженера ПТС. И с тех пор не менял место работы ни разу, всегда был на телевидении. 

— До 1996 года Вы работали на ПТС, а что потом? 

Открыли в Киеве первый коммерческий продакшен УМК (Українська мовна компанія) «Дельта». Меня пригласили на должность главного-инженера 

Параллельно подрабатывал на первом коммерческом телеканале «Тонис». В бывшем СССР с 1989 по 2017 год вещал первый коммерческий канал – «Тонис» (Творческое объединение новых информационных систем), открытый в Николаеве.

У меня была своя студия, где я работал техническим директором, а на канале, на «Тонисе» я помогал как заместитель технического директора. Было приятно и несложно работать. До 2003 года смогли построить свой продакшен. 

Меня пригласили туда техническим директором знакомые, с которыми вместе работали. Они позвонили мне, предложили, я согласился.

Я проработал уже почти год в этом продакшене, а трудовая оставалась лежать на НТКУ. Попросили определиться. Была такая идея, что государственное телевидение будет всегда, с другой стороны, оно всегда работает без особых перспектив. Стало понятно буквально через пару месяцев, что государственное телевидение — это школа жизни, но толку в нём никакого нет.

—А что снимал продакшен?

На одном из киевских заводов купили цех, сделали из него студию. Одна студия – 80 кв м. Вторая студия – 300 кв м. 

Две линейки Digital Betacam. Тогда ещё нелинейных монтажек не было, работали на профайлах Tetronix Profile XP, киношная монтажка на Fairlight, платформа, по-моему, до сих пор существует. У нас студийный комплект на пять камер и выездной комплект Digital Batacam. Мы снимали музыку, кино, “вино и домино”. За что деньги платят, то и снимали. 

— Вы пришли на «Тонис» в тот момент, когда он строился в Киеве?

Я просто помогал техническому директору. Надо было организовать съёмку, где-то уложить оптику, собрать аппаратную. Раньше не было такого, как сейчас. У тебя есть техника, вот она стоит недвижимостью где-то. Мы всё это разбирали, собирали, переходили в какие-то места. 

В студии две монтажки-линейки, три-четыре камеры, и вот это всё было постоянно в движении. Собственно говоря, я помогал ребятам это делать. Потому что BetacamSP — это просто. С Digital Betacam посложнее. 

На продакшене мы занимались прямыми эфирами спортивных трансляций, лотерей, концертов. Никакого бюджета, весь заработок с заказов. Да и первоначальные инвестиции нужно отрабатывать. Я подхожу очень просто, где у тебя лежит трудовая, там ты и работаешь. Я работал на продакшене. Это украиноговорящая компания «Дельта». 

— Как долго длился этот период в Вашей жизни? 

Это было с 1996 до 2003 года. Период активной организации медиабизнеса как такового. Появились «Интер», «Первый», «СТБ», ICTV, большинство украинских каналов. 

Тогда я глобально пристрастился к проектированию. В 30 лет меня назначили техническим директором, но у меня были старшие товарищи, которые чутко направляли мою бурную деятельность. Я считаю, что моё поколение – это второе поколение телевизионщиков в постсовке. Потому что, да, были отцы-основатели, которые когда-то начинали. К примеру, я знаком с человеком, который построил телебашню в Киеве. Это такое случайное знакомство. Мы в Киеве делали стадион под Euro-2012. Нужно было спланировать конструкцию, чтобы её приняли в эксплуатацию. У меня был свой кусок проекта, где нужно было что-то проложить. На совещаниях знакомился с разными людьми. Так познакомился с проектировщиком телебашни в Киеве.

— Вы пристрастились к проектированию. Как это повлияло на Вашу дальнейшую жизнь? 

Это всё совпало с моим образованием, потому что у меня формально в дипломе написано конструктор радиоаппаратуры. Понятно, что никакую радиоаппаратуру уже давно не делали. А тут так совпало.

— Как Вы это реализовали? 

Собрались, узнали, что такое IBC. В 2001 году решили поехать, пошли в посольство, получили визу. Поехали. Это самые первые годы, когда украинские телевизионщики начали ездить на IBC. И вот это называется настоящее образование. 

— Что на Вас произвело наибольшее впечатление? 

Амстердам как таковой. До этого мне рассказывал товарищ – сразу в аэропорту Амстердама он начинал чувствовать свободу.

И, конечно, сама выставка IBC — это размер и количество участников. И это чисто утилитарная история для меня.

— И как это повлияло на Вашу судьбу? 

Первые разы мы ездили фактически за свои деньги. Это был показатель крутости. Тогда стояла задача на следующий год тоже поехать. Ты заставляешь себя реализовывать полученные знания, и дальше начинается чистый бизнес, тут никаких сантиментов нет. То есть ты пытаешься привнести что-то в свою компанию. На тот момент я работал в продакшен и на «Тонисе» в эфире. 

Первый опыт серьёзного проектирования я получил еще в 90-е.  У меня всё это дело началось при Кравчуке, а закончилось при Кучме. Я делал первую студию президента Украины.

— В качестве кого? 

Главного проектировщика. Наш продакшн был первой коммерческой структурой в медиа и в телевидении.

Меня позвали как человека, который более-менее понимает в современных телевизионных историях. Институт «Радиопроекта» был как элемент легализации. И потом мы тоже очень долго приятельствовали с начальником лаборатории. 

— Насколько это прогрессивный интересный проект? Было какое-то новаторство?

В журнале «625», который тогда бесплатно распространялся, вышло интервью Елены Корчковской о чудесных свойствах цветопередачи камеры Ikegami. 

И тогда у нас случился в этом проекте невыносимый скандал.

Я хотел ставить то, с чем я работаю Sony. А мне предлагали Ikegami, и я долго упирался, но в итоге сдался. Позвонили в Ikegami, стали договариваться о цене. Когда стало понятно, что мы можем привезти эту технику и на ней заработать, то мы отошли от своих амбиций. 

Там телевидение было постольку поскольку, потому что сделать студию в помещении 80 кв. м на три камеры с двумя магнитофонами на запись – это не военная история. Больше дизайнерский проект. Глобально студию президента Украины хотели сделать к тому моменту уже, дай Бог памяти, раз пять. Никто не мог предложить дизайнерскую идею как должен выглядеть в кадре президент Украины. У нас были какие-то маститые художественные институты, которые предлагали пафосно, дорого, богато. А тут пришла девочка-дизайнер, она придумала концепцию старинной Руси. 

Было очень сложно, потому что планировалось много мозаики, а мозаика в кадре выглядит плохо из-за проблем с освещённостью.

И тут сыграли роль мои знакомства со старыми операторами, которые снимали Владимирский собор, Софийский собор, Михайловский Златоверхий монастырь, Киево-Печерскую лавру. Снять мозаику реально очень сложно, она выглядит как размытая картинка в кадре. Плюс накладывалось предпочтение президента. Кучма в том момент предпочитал приглушённые серо-синие тона. Это добавляло неконтрастности. А Ikegami на тот момент была вообще нечувствительна ни к зеленому, ни к синему. А как же теперь это всё в эфир выдавать? 

— И как решили проблему? 

Привезли очень много света. Да, мозаика “светится” ракурсным светом, очень-очень боковым. Задача создать тень, а тень создает глубину. Сейчас бы я, наверное, уже не повторил эту историю. 

В принципе, её потом несколько раз меняли. Уже в Comtel саму студию мы переделывали три раза – новый президент, новые предпочтения.

— Олег, какие ещё интересные проекты Вы сделали, работая в своей студии?

С 2000-х годов мы перешли на новый уровень личной вовлечённости в финальную часть проекта. Мы стали работать как системные интеграторы. Почему? Обычно нас приглашают для работы над проектом, мы его выполняем, но затем не участвуем в нём. Фактически это чистый дизайн: ты разрабатываешь идею, взаимодействуешь с заказчиком. И на этом всё заканчивается.

Это было одним из мотивов, почему я решил тогда уйти с продакшена в проектирование. Тогда начали образовываться системные интеграторы. Формально я сотрудничал со всеми телеканалах в Украине. Кому-то что-то делал, кому-то помогал. 

— Как появился Comtel? 

Основатель и владелец Дмитрий Омелянюк. Он организовал компанию. Будучи техдиром, я у него покупал оборудование. Так и познакомились. Я у него был клиент номер три, мы сотрудничали. Что-то покупали, советовались, потом на нашей базе проводили семинары по свету. 

Он меня пригласил. 

Было сложно менять место работы, так как я слишком вложился в студию «Дельта». На это надо решиться. Он дал мне времени подумать. 

Но получилось так, что 5 мая 2003 года прежний владелец продал «Дельту». Я не стал работать с новым хозяином, хотя он и предлагал. Я перешёл с чистой совестью, забрав с собой несколько своих коллег.

— На какую должность Вас пригласили? 

Какую я сам себе придумал, на такую пригласили, это же ничего не значит. Формально я главный инженер и выполняю свои обязанности как главный инженер. 

Коллектив наш с тех времен практически не менялся. У нас 35 человек. Люди приходили и уходили, но это за 10 лет, может быть, два человека. 

— Как развивались в новой компании? 

Мы работаем коммерческой компанией, работаем за деньги. У нас нет бюджета, мы зарабатываем сами себе. Это и есть основной двигатель бизнеса, побудительный мотив к саморазвитию. Никакого пафоса. Если нас не просят, мы не строим. 

— Когда Вы пришли, сколько было сотрудников в тот момент?

Инженеров мало. Многие пришли по моей рекомендации. Например, мои студенты. Я в своем техникуме на практику брал две группы, увлекался таким делом. Мне надо было найти людей на работу. Я искал несколько человек, которые останутся работать. Первые дни приходило несколько десятков студентов, через две недели оставалось три. 

Бумажка для меня вообще ничего не означает. Толку, что студент окончил что-то. Это означает, что он прослушал курс лекций, не более. Если ты не окончил Оксфорд и Кембридж, то в принципе твоё образование никому не интересно. Играет роль только твоя практическая деятельность и вовлеченность в бизнес как таковой.

— Олег, какие до пандемии были самые интересные проекты, в которых Вы участвовали?

Я учился строить ПТС. В Украину многие наши конкуренты пытались попасть, но ни у кого не получилось. Потому что мы сами развивали своё.

Нужно было понять, как сделать кузов, нужно было найти контакт с производителем шасси, нужно было получить статус билборда, чтобы тебя научили, как вносить изменения в шасси, как сделать кузов, где его сделать. 

Раз пришёл заказчик и попросил 12-метровые гладкие, бесшовные борта. Упс, извините, а где сделать сэндвич-панель, которая бесшовная? Вот это надо было научиться делать. 

С электрикой плюс-минус понятно. Дальше очень много вопросов по климату, потому что кондиционер в машине – не тривиальная задача. Когда говоришь, что кондиционер не должен стоять в потолке, на тебя смотрят, как на идиота. А в школе никто не учился? Горячий воздух как вообще поднимается? Кондиционер должен на полу стоять, а не в потолке. 

В Украине было около 25 машин, половину мы переделали. Доходило до того, что из-за ветхости срезали вообще всю будку до рамы. Потом начали сами делать ПТС. Выделили три вида партнёров. Есть много денег, значит, можно заказать кузов в Бельгии, Германии. Попроще, это Восточная Европа, Польша, Венгрия. У меня есть партнёры, ребята с бывшего завода «Икарус». Понятно, что завода уже нет давно, а люди, которые там работали, открыли свои автобизнесы. В том числе, довольно крупные, которые делают разные кузова.

— Вы строите ПТС на базе автобуса, не прицеп? 

Прицеп делать проще, чем машину. Когда ты строишь машину, ты начинаешь считать развесовку, потому что у тебя и двигатель, и рама, и нагрузки на оси, и баланс. Я первую машину сделал, посчитал вес, и не попал в 700 килограмм. Сделали машину, смотрю, у меня задняя рессора распрямилась. Весы показали перегруз в 700 килограмм. Пришлось устранять собственную недоработку.

Многое зависит от того, как закажут шасси. ПТС на 16-18 камер получается разместить на шасси в 12 тонн. На жёстком шасси проектировать сложнее, потому что больше факторов надо учитывать. 

— Сколько новых машин было построено до пандемии для Украины?

Новых немного – всего три. Много переделанных – около десятка старых переделанных машин.

— Как компания пережила пандемию? 

Мы работали удалённо, хотя я не люблю такой режим работы. 

— Вы работаете вне Украины?

Если мы не имеем прямого приглашения, то мы в принципе не рвёмся. У нас есть несколько проектов в Армении, в Азербайджане, в Кыргызстане, в Казахстане. 

С одной стороны, есть особенности местного законодательства. Они есть практически в каждой постсоветской стране и защищают свои рынки, отдавая приоритеты местным интеграторам. Это нормально и понятно.

Можно организовать как Broadcast Solutions, к примеру, или как TVC, офис в другой стране и при этом работать. Вопрос, надо или не надо вам это. Это одна история. 

Другая история, как правило, большинство, не говорю все, но большинство системных интеграторов готовы заплатить деньги. В Армении денег нет отродясь, им не откуда взяться. Но между тем они играют честно – бизнес именно ради бизнеса. В странах, которые могут заплатить деньги, как правило, местные системные интеграторы – это компании, владельцы которых директора телекомпаний и местных телеканалов. 

Там все истории развиваются примерно по одному сценарию. Например, нас могут пригласить на тендер. Местная компания находит нас по определённым критериям, по знакомству или по рекомендациям. Нас приглашают на тендер, мы в нём участвуем, и нам объявляют, что мы на втором месте. Мы проиграли 20 тысяч в двухмиллионном проекте. А вечером в отеле нам показывают коммерческое предложение конкурентов. Всё одинаковое, даже оборудование плюс-минус.

Но есть один упущенный момент — раздел автоматизации эфира. Я говорю: «Подождите, как это так?» А мне отвечают, что это местные особенности, у них люфт 20 процентов. И потом: «А как вы это будете делать?» Они потом как-то это реализуют. Есть тендер, есть техническое задание. Сначала мы его рассматриваем. Если мы проиграли, то мы не против. И потом становится понятно, в чём смысл.

Когда-то нас казахи позвали к себе на выставку. Мы поехали, сделали свой стенд и ходим по «Казмедиа Орталыгы». Я делаю доклад, у них зал большой, человек на триста, может больше. Выхожу, говорю, здравствуйте, я с Украины. Когда-то мы в одной стране были, сейчас разошлись. У нас есть местный регулятор – коллегиальный государственный орган Национальный совет Украины по вопросам телевидения и радиовещания. Он ведёт хорошую инфографику о том, сколько на Украине телекомпаний, сколько медиаорганизаций. Как вы думаете, как это всё сейчас развивается в Украине? Самый смелый казах назвал 35 телеканалов в Украине. На самом деле до 2022 года в Украине было зарегистрировано 724 медиаорганизации. Включая газеты, продакшен и все остальное, из которых 250 — это активные телеканалы. И телеканалы, которые имеют и вещание, спутники, интернет – их 120 с копейками.

В целом, на украинском рынке есть чем заняться, но и от интересных предложений не будем отказываться.

— Что Вы считаете своим главным достижением карьеры?

Я уверен, что у меня всё впереди. В целом, интересно было бы сделать IP-телеканал. Я не считаю, что IP – это будущее телевидения. Это абсолютно параллельное направление. 

— Как с женой познакомились?

Ещё при советской власти по Днепру проходили круизы. Мы сплавлялись неделю до Одессы, а потом до Киева ещё неделю. И по ходу дела там местные коллективы пели и плясали. И она в том числе. Я был в съёмочной группе. Так мы и познакомились. И до сих пор вместе!

Карьера:

Май 2003 – настоящее время – Chief engineer, Comtel Broadcast Solutions
Нояб. 1996 – май 2003 – Chief engineer, UMC Delta
Нояб. 1991 – нояб. 1996 – Camera engineer, Перший національний.